Литературная сеть — Литературная страничка

Статьи

Татьяна Калашникова

Книга Книг в русских стихах

Передо мной на столе лежит книга. Книга, которая замечательным образом сочетает в себе великолепный внешний антураж и емкое содержание. Книга досталась мне в подарок от ее редактора и составителя прекрасного поэта и яркого литературного деятеля Юрия Григорьевича Каплана. Стоит отметить, что это не первое издание столь крупного масштаба, вышедшее "из рук" Юрия Григорьевича. Не так давно были изданы две большие антологии, посвященные русской поэзии ХХ века Украины и Киева. И вот еще одна антология — "Библейские мотивы в русской лирике ХХ века". Думаю, что вам, дорогие читатели, будет небезынтересно узнать немного подробнее об этом редком издании.

А кто может лучше представить книгу, чем сам составитель?

ТК: Юрий Григорьевич, расскажите, пожалуйста, как возникла идея создания антологии по библейским мотивам?

Ю.К.: Танечка, я уже рассказывал Вам, что после почти двадцатилетнего замалчивания в советское время у меня в конце восьмидесятых — начале девяностых произошел "выброс" накопившейся творческой энергии. С тех пор кроме собственных стихотворных сборников и выпусков альманаха поэзии на моем "боевом счету" несколько поэтических антологий — "Эхо Бабьего Яра" (1991, 2001), "На кресте голодомора" (1993), "Пропуск в зону. Чернобыль" (1996, 2006 — это второе дополненное издание выйдет в свет через несколько недель к 20-летию катастрофы), "Киевская Русь. Современная русская поэзия Украины" (2003, Германия, совместно с О. Бешенковской), "Киев. Русская поэзия . ХХ век (2003, 2004). Киевский поэт и журналист Станислав Бондаренко назвал в одной из статей мою кипучую деятельность "Каплантидой" и добавил, что мне за все это светит по совокупности приличный срок — вечность…

Это, к слову. А если серьезно, то после таких "раскопок", особенно после работы над двумя изданиями Большой Киевской антологии (а ведь там представлен, фактически, весь цвет поэзии серебряного века, да и последующие поколения довольно полно) накапливается огромный материал.

И нетрудно заметить какой огромный пласт в этих "залежах" занимает библейская тема. Ведь энергетическое поле Книги Книг — это та виртуальная отчизна, в которой пустило глубокие разветвленные корни могучее древо русской поэзии ХХ века.

Жизнь моя в последнее время складывается так, что я ежегодно бываю в Германии. Выступаю с лекциями, стихами, новыми книгами в Штутгарте, Эсмингене, Тюбингене, Регенсбурге, Мюнхене…

Во время презентации Большой Киевской антологии в Тюбингенском университете, кстати, одном из старейших в Европе, я познакомился с преподавателем факультета славистики, доктором филологии, бывшей москвичкой, литературоведом и поэтессой Екатериной Кудрявцевой. Оказалось, она тоже собирала материал для поэтической антологии "Памяти всех невинно убиенных" с эпиграфом из А. Тарковского "Я свеча, я сгорел на ветру".

В наших материалах и замыслах было много общего, и мы решили объединить усилия. Так родилась антология "Библейские мотивы в русской лирике ХХ века". Хочу отдать должное моей коллеге Екатерине Львовне Кудрявцевой, которая много сделала, чтобы в антологии оказались десятки мало известных, полузабытых поэтов-эмигрантов.

А всего в книге тексты 363 авторов, биографии, библиографии.

Антология вышла в свет в конце 2005 года, но уже успела "прозвучать". Я представлял ее в университетах Регенсбурга и Тюбингена, о ней писали берлинские, баварские и Баден-вюртенбергские газеты. В Киеве презентация прошла в Посольстве России в Украине в присутствии Посла г. Черномырдина В.С. Кроме того с антологией имели возможность "вживую"ознакомиться любители поэзии Житомира, Луганска, Донецка.

В начале апреля состоится несколько презентаций в Москве (первая — в Доме-Музее Марины Цветаевой).

Таким образом, Танечка, я, ответил не только на Ваш первый вопрос, но и на шестой.

ТК: Две антологии русской поэзии, которые увидели свет благодаря Вашему непосредственному участию прежде, были, если можно так выразиться, территориально сориентированными. В них вошли стихи наиболее ярких поэтов прошлого и современности, судьбы которых были так или иначе связаны с Киевом и Украиной. По какому принципу на этот раз отбирался материал?

Ю.К.: Принцип отбора — это всегда интересно. Тем более, когда дело касается библейской темы. Ведь по большому счету почти любое стихотворение (кроме откровенных агиток, графоманских опусов и т.п.) внутренне, энергетически связанно с Библией.

Но в данном случае наш подход был более конкретен. Стихи, отобранные в антологию, либо напрямую связаны с определенным библейским текстом, сюжетом, героем, либо это философское осмысление того или иного аспекта неисчерпаемой мудрости Книги Книг. Это могут быть, в частности, и богоборческие мотивы, очень популярные в русской поэзии ХIХ — начала ХХ века. Встречаются среди этих стихотворений и лобовые атеистические, даже кощунственные строки, принадлежащие, в основном "советским поэтам 20-х — 30-х годов. В ответ на возможные упреки, я пишу во вступительной статье, что составители не вправе исправлять действительность задним числом и вырывать страницы из уже сверстанной Книги русской поэзии ХХ века. Еще один нюанс. Стихи могут быть далеки (условно, конечно) от библейской тематики, но автор использует в своем арсенале библейские образы, ассоциации. Таким произведениям тоже нашлось место в нашей антологии.

ТК: Я знаю, что по ходу работы над созданием такого рода крупных тематически направленных сборников, сами создатели зачастую делают для себя интересные наблюдения и открытия. Было ли что-то подобное по ходу Вашей работы над "Библейскими мотивами…"?

Ю.К.: Конечно, в процессе работы (а она продолжалась почти два года) нас подстерегала масса неожиданностей. О некоторых я рассказал в предисловии к антологии. Вот один из примеров: очень интересно было анализировать, как разрабатывают один и тот же библейский сюжет абсолютно разные по стилю, направлению, темпераменту, уровню дарования, наконец, поэты.

Еще один любопытный момент. В самое суровое время Великой Отечественно, когда над родиной нависла смертельная опасность, даже в стихах самых воинствующих среди советских поэтов атеистов стали прорезаться библейские мотивы. Что еще раз подтверждает ту непреложную истину, что подлинный патриотизм, в отличии от квасного, всегда имеет в своей основе духовность.

ТК: Просматривая список имен авторов, чьи произведения вошли в антологию, я отметила, что среди них есть литераторы, пишущие в самых разных литературных жанрах. Как Вы думаете, каким образом Библия связывает всех этих людей?

Ю.К.: Я уже частично ответил на этот вопрос. Именно духовность энергетика Книги Книг объединила поэтов разных поколений, разных стилей и направлений, и тех, кто жил на родной земле, и тех, кого бурные, зачастую трагические события ХХ века разбросали по разным уголкам земли: от южно-американской сельвы до трущоб Шанхая, от заполярных пространств Канады до индонезийских джунглей.

ТК: Сегодня реальность такова, что многие русские поэты и писатели живут вдалеке от своей исконной родины. В связи с этим, наверное, можно было бы считать "Библейские мотивы…" своеобразной международной акцией?

Ю.К.: Ответ на этот вопрос является логическим продолжением ответа на предыдущий. География представленных в антологии поэтов необычайно широка. Да и не только русские поэты разбросаны по всему миру. Их судьбу разделили с ними миллионы их читателей. Поэтому несомненно, что выход подобного издания получил международный резонанс. Я уже говорил о презентациях в Германии. Знаю, что в ближайшем номере самого авторитетного эмигрантского ежеквартальника — "Новом журнале" (Нью-Йорке) появится рецензия на Библейскую антологию старейшины русской поэтической эмиграции _ Валентины Синкевич, кстати, нашей землячки, киевлянки. Мое предисловие к этой книге "Вглубь и ввысь" было опубликовано в одной из филадельфийских газет. А в еженедельном литературном приложении к популярной израильской русскоязычной газете "Новости недели" напечатана недавно большая статья о выпущенных мной книгах — "Галерея антологий".

ТК: Во время нашей встречи Вы упомянули, что первые презентации антологии прошли в Германии. С чем это связано? Были ли еще какие-то презентации непосредственно на Украине, в других странах СНГ или Европы?

Ю.К.: То, что в Германии состоялись именно первые презентации — совпадения. Просто книга вышла в свет буквально за несколько недель до моей поездки в эту страну. Я уже говорил, что в Киеве пока состоялась одна презентация — в Посольстве РФ в присутствии Посла В.С. Черномырдина. Были презентации и в других городах Украины — Житомире, Луганске, Донецке. А в начале апреля планируется несколько выступлений в Москве.

ТК: Какова вообще судьба этой книги? Насколько я знаю, книга вышла не очень большим тиражом. Где и как читатели могли бы ее приобрести?

Ю.К.: Судьба этой книги только начинается. И я надеюсь, будет счастливой, несмотря на небольшой тираж — всего 1000 экземпляров. Во время презентации в Посольстве РФ его представители обещали выкупить 150—200 экземпляров для библиотек России. Есть желающие провести аналогичную акцию и в Украине. А отдельные читатели могут приобрести эту уникальную книгу в издательстве, которое ее выпустило, — "ЮГ" — без торговых накруток, кстати. Обратиться можно по моему e-mail адресу Kaplan-poesia@ukr.net или по телефонам: 00380445504680, 00380445557844, 00380503577489.

ТК: Юрий Григорьевич, есть еще один вопрос, который мне кажется несправедливым обойти стороной. Я имею ввиду недавно созданную Вами организацию "Конгресс литераторов Украины". Расскажите немного о целях и задачах этой организации. Планируете ли Вы территориально расширяться за пределы Украины. Авторы, пишущие на украинском и русском языках, корнями связанные с Украиной, сейчас разбросаны по всему миру. Конгресс мог бы стать объединяющим звеном для них?

Ю.К.: Танечка, я Вам очень благодарен за этот вопрос. Действительно, в сентябре 2005 г. В Киеве состоялась учредительная конференция "Конгресса литераторов Украины", на которую съехались представители 19 из 26 областей Украины. В настоящее время Конгресс прошел все необходимые юридические процедуры и стал абсолютно легитимной организацией.

Причин ее создания несколько. Основная — руководство Национального Союза писателей Украины, погрязнув в политических интригах в ущерб решению творческих вопросов, стало заложником одной политической силы, сторонником одного художественного направления. Парадоксально, но в начале ХХІ века в Украине образовался своеобразный андеграунд, много талантливых людей выпадают из обоймы официальной литературы. Литераторов из Украины, за исключением опять-таки традиционной "официальной обоймы" мало знают в мире. Единственный в последние годы случай, когда западное издательство представило по своей инициативе не отдельно автора, а целую ветвь литературы Украины — это издание мюнхенским отделением Толстовского Фонда антологии современной русской поэзии Украины "Киевская Русь", (составители Ольга Бешенковская и Ваш покорный слуга). И, конечно же, в наших планах объединить под крышей Конгресса разбросанных по всему миру наших талантливых земляков. Уже создаются ячейки Конгресса в нескольких городах Германии. Стать почетным членом КЛУ согласилась Валентина Алексеевна Синкевич (Филадельфия). Открою еще один наш маленький секрет и скажу, что еще несколько месяцев назад я обратился к Вам, Татьяна, с предложением начать работу по созданию отделения Конгресса литераторов Украины в Канаде. Уверен, что у Вас это получится.

ТК: Дорогой Юрий Григорьевич, благодарю Вас за Ваше время и интересную беседу.

Март 2006, Оттава-Киев

Послесловие

Интервью было проведено в марте 2006 года. Поэтому мне хотелось бы в нескольких словах его дополнить последними новостями, связанными с антологией. В апреле (4 и 5 апреля) состоялись презентации Библейской антологии в Москве и Александрове. В Москве презентация прошла в Доме-Музее Марины Цветаевой на Борисоглебском переулке 6. В обсуждении приняли участие известные поэты и литературоведы Юрий Ряшенцев, Галина Климова, Светлана Соложенкина, Марина Адамович (редактор "Нового журнала", Нью-Йорк ), Евгения Дейч, Эсфирь Красовская (директор Дома-Музея М. Цветаевой), Лев Готгельф (директор Музея сестер Цветаевых в Александрове), Галина Данильева, Станислав Айдикен и др. Отмечался высокий уровень обсуждения.

— Планка поднята очень высоко, — заметила Марина Адамович.

Библейскую антологию определили как книгу-событие.

В Александрове состоялись две презентации в рамках Международного музыкального фестиваля. Днем 5 апреля Юрий Каплан рассказал о Библейской антологии старшеклассникам Александровских школ, а вечером выступил перед слушателями и участниками музыкального фестиваля. В презентации приняли участие один из авторов антологии, директор Музея сестер Цветаевых Лев Готгельф и редактор альманаха "Александровская Слободка" поэт Евгений Викторов.

В заключение мне хотелось предложить вниманию читателей статью Ю.Г. Каплана, которая стала предисловием к антологии "Библейские мотивы в русской лирике ХХ века".

___________________________________

ВГЛУБЬ И ВВЫСЬ

Все вглубь и ввысь. А не дойду до цели —
на то и жизнь, на то и воля Божья.
Борис ЧИЧИБАБИН

В 1918 г. в охваченной революционными потрясениями Москве Валерий Брюсов пишет совершенно не соответствующее духу наступающего времени стихотворение, строки которого могли бы послужить эпиграфом к любому изданию библейской поэзии:

Какой поэт, какой художник
Не приходил к тебе, любя:
Еврей, христианин, безбожник, —
Все, все учились у тебя.

Некоторые литературоведы утверждают, что тему стихотворения подсказал поэту не кто иной, как сам "буревестник революции" Максим Горький: "Может быть, Библия даст Вам сюжет, тему, достойные Вашей работы? Там так много прекрасного и никем еще не использованного", — писал великий пролетарский писатель признанному вождю русского символизма.

В самом деле, библейские мотивы, "образы святые" (строка из той же брюсовской "Библии", давшая название целому разделу в одном из последних лирических сборников поэта), идеи богоискательства, богоборческие порывы очень популярны в среде русской творческой интеллигенции на рубеже XIX — XX веков.

Состав этой "лирико-философской экспедиции" в глубины Книги Книг весьма разношерстен: от предтечи символизма, христианского философа Владимира Соловьева —

Милый друг, иль ты не видишь,
Что все видимое нами —
Только отблеск, только тени
От незримого очами? —

до яростного ниспровергателя основ и догматов футуриста Владимира Маяковского —

Я думал — ты всесильный божище,
а ты недоучка, крохотный божик.

Какое великолепное созвездие имен вписалось в силовое поле между этими магнитными полюсами: Иннокентий Анненский и Федор Сологуб, Зинаида Гиппиус и Константин Бальмонт, Иван Бунин и Вячеслав Иванов, Александр Блок и Андрей Белый, Николай Гумилев и Велимир Хлебников, Анна Ахматова и Марина Цветаева, Осип Мандельштам и Борис Пастернак... Один из "отцов-основателей" символизма Дмитрий Мережковский попытался даже вместить эти алмазные россыпи тем, стилей, направлений, поэтических находок и откровений в единую парадоксальную формулу, обратившись к Богу с неожиданным, на первый взгляд, определением:

Ты — мысль поэта.

Сейчас, оглядываясь назад с окутанных дымом террористских взрывов крутых ступеней первых лет нового тысячелетия, мы ясно видим, на какой высокой ноте были грубо оборваны струны этого библейского многоголосия. Может быть, безбожники, как несколько рискованно утверждал в уже цитированном стихотворении Валерий Яковлевич Брюсов, и учились "чему-нибудь и как-нибудь" у Книги Книг, но главного они так никогда и не поняли: Библия — это прежде всего "всемогущая школа любви". Только абсолютным непониманием этой истины можно объяснить сатанинский калейдоскоп образов, возникающих в воспаленном воображении пламенных борцов с "опиумом для народа".

Кровью плюем зазорно
Богу в юродивый взор...

Не случайно кощунственные строки эти напрямую рифмуются с апологетикой невиданного по своим масштабам террора:

...Вот на красном — черным:
Массовый террор.

"Читатель вероятный" вправе спросить: а стоило ли включать такие "наплевательские" (даже в буквальном смысле) стихи в Библейскую антологию? На это составители вправе ответить: а позволено ли вырывать страницы из уже сверстанной книги русской поэзии XX века?

Что было, то было, и не в наших правилах задним числом исправлять прошлое.

Конец двадцатых годов отмечен новым атеистическим наступлением. Почти исчезают со страниц официальной печати (а другой в Советском Союзе к тому времени уже не было) стихи "новокрестьянских" поэтов во главе с неутомимым богоискателем Николаем Клюевым, для которого, по выражению Гумилева, Христос был лейтмотивом не только поэзии, но и жизни.

Судьба "деревенского Христа" из далекой Олонецкой губернии, как и судьбы многих его товарищей по несчастью из других уголков необъятной родины, сложилась трагически. В 1934 году Клюев был выслан из Москвы в Нарым, а в приснопамятном 1937-м расстрелян в Томской тюрьме.

Еще восточнее, почти на самом краю земли, в пересыльном лагере "Вторая речка" под Владивостоком погиб Осип Мандельштам...

А для другой ветви Древа Русской Поэзии — эмигрантской — побег из "большевистского рая" обернулся на чужбине мощными поэтическими побегами. Русская литературная эмиграция, разбросанная революционным штормом "от финских хладных скал до пламенной..." — нет, не Колхиды, берите дальше — Африки, от шанхайских трущоб до амазонской сельвы, от канадского Заполярья до индонезийских джунглей, — при всем жанровом и стилистическом разнообразии, при всей несовместимости творческих индивидуальностей обладала единым, общим для всех внутренним стабилизирующим стержнем, имя которому — духовность. Именно духовное энергетическое поле исполнило роль той "родной земли", в которой пустила глубокие разветвленные корни эмигрантская поэзия.

Иногда концентрация духовной энергии столь высока, что поэты становятся просто-таки провидцами. Вот строки из стихотворения Дона Аминадо, написанного в 1920-м году, за семьдесят с лишним лет до известных событий в знаменитом Беловежском заповеднике:

О Господи! Ты только вездесущ
И волен надо всем преображеньем.
Но чую, вновь от беловежских пущ
Пойдет начало с новым продолженьем.
И вкруг оси опишет новый круг
История, бездарная, как бублик,
И вновь по линии Вапнярка — Кременчуг
Возникнет до семнадцати республик.

Глубинные ключи виртуальной духовной родины почти в течение столетия продолжали щедро подпитывать поэтические волны первой, а позднее и второй русской эмиграции.

А в промежутке между двумя этими "сизифовыми" волнами человечество пережило, может быть, самые страшные в своей истории потрясения.

Приход фашистов к власти в Германии. "Большой террор" в СССР. Вторая мировая война. Холокост...

Но и в этой непригодной для дыхания предгрозовой атмосфере Марина Цветаева находит в себе силы, обратившись к Богу, выдохнуть слова, по мощи выраженных в них чувств адекватные глубине надвигающегося отчаяния:

На твой безумный мир Один ответ — отказ. Почти в то же самое время ту же еретическую мысль (может быть, в более мягкой форме) высказывает такой глубоко верующий автор как Мать Мария:

Убери меня с Твоей земли... ...
От любви и горя говорю —
Иль пошли мне ангельские рати,
Или двери сердца затворю
Для отмеренной так скупо благодати.

Много лет спустя другая русская поэтесса, находясь в несколько иной экстремальной ситуации, пребывая во внутренней тюрьме киевского КГБ, тоже вступает в напряженный внутренний диалог с Богом:

Господи, что я скажу, что не сказано прежде?
Вот я под ветром твоим в небеленой одежде,
Между дыханьем твоим и кромешной чумой —
Господи мой!..
"Как ты посмеешь судить,
По какому суду?
Что ты ответишь, когда я прорвусь и приду —
Встану, к стеклянной стене прислонившись плечом,
И погляжу.
И тебя не спрошу ни о чем.

"Господи, что я скажу, что не сказано прежде?" — все процитированные выше строки — и Марины Цветаевой, и Матери Марии, и Ирины Ратушинской — по сути, эхо страстного Ав-раамова, обращенного к Богу, заклинания: "Судия всей земли поступит ли неправосудно?"

Вспомним попутно, что первый на земле монотеист выступил в роли неуступчивого спорщика со Всевышним, когда речь шла о судьбах незнакомых ему гипотетических праведников из Содома. И безропотно принял волю Господню, когда дело коснулось его собственной судьбы — отдать на закланье любимого, столь долгожданного сына.

Так высоко поднята на страницах Святого Письма нравственная планка. А поэтическая мысль, душа поэта, как видим, принимает предложенные "правила игры", примеряя все беды мира на себя.

Даже в тексты наиболее ортодоксальных советских авторов в самые напряженные моменты Великой Отечественной просачиваются библейские реминисценции, молитвенные интонации, в который раз подтверждая ту очевидную истину, что подлинный патриотизм, в отличие от "квасного", невозможен без нравственной духовной основы.

Но, как правило, библейские мотивы в исполнении советских поэтов звучали глухо, под сурдинку, писались, в основном, в стол. Есть среди них подлинные шедевры, такие, например, как пророческое восьмистишие Осипа Мандельштама:

Что делать нам с убитостью равнин,
С протяжным голодом их чуда?
Ведь то, что мы открытостью в них мним,
Мы сами видим, засыпая, зрим,
И все растет вопрос: куда они, откуда.
И не ползет ли медленно по ним

Тот, о котором мы во сне кричим, —
Народов будущих Иуда.
6 января 1937

В других случаях поэтические отголоски библейских текстов поражали не столько исповедальными откровениями, сколько достоверностью страшных деталей, точными приметами повседневного быта. Одно из таких стихотворений звучит особенно трагично, ибо автор его — известная детская поэтесса.

Ах, дом мой. Пристанище чуда.
Люблю твой высокий накал...
Здесь был, понаслышке, Иуда
И хлеб в солоницу макал,
А мы и не знали об этом.

Да, впрочем, не все ли равно —
Известно, глупцам и поэтам
Разумными быть не дано.

А, может, он думал — так надо!
А, может, он верил — враги!

И яростней Дантова ада
Пред нами разверзлись круги.
Вергилий, какой там Вергилий? —
Был прост этот гаденький ад:
Котомка — пудовою гирей,
Параша, кирка и приклад.

Но где же наш друг, наш приятель?
Живехонек, цел, невредим...
Евангельский рыжий предатель —
Мечтатель в сравнении с ним.
(Елена Благинина)

Начало второй половины века ознаменовано появлением пастернаковского цикла "Стихи из романа" и философско-поэтической книги Даниила Андреева "Роза мира", которые во многом определили дальнейшее развитие русской библейской поэзии, несмотря даже на то, что оба произведения, по известным причинам, не сразу стали достоянием читателей.

В статье "Примечание к комментарию", проводя параллельный анализ стихотворений "Магдалина" Марины Цветаевой и Бориса Пастернака, Иосиф Бродский с интервалом всего в несколько абзацев повторяет почти дословно одну и ту же оговорку. Так, процитировав пастернаковские строки:

...Слишком многим руки для объятья
Ты раскинешь по концам креста.
Для кого на свете столько шири,
Столько муки и такая мощь?
Есть ли столько душ. и жизней в мире?
Столько поселений, рек и рощ? —

он замечает: "До Пастернака этот вопрос никто — по крайней мере, в русской поэзии — не задавал. Поэтому и ответа на него нет, тем более, поскольку ответ на вопрос поэта убедителен, только если он исходит от поэта. Или от того, кто воскрес".

А далее, объединяя стихи обоих классиков в общий поэтический диалог, несмотря на двадцатишестилетнюю "разницу в возрасте", Бродский приходит к неожиданному, на первый взгляд, выводу: "... двадцать шесть лет, их разделяющие, прошли только, чтобы их соединить. Может быть, это объяснит миру, чего стоит время в поэзии — во всяком случае, в русской поэзии".

Время в русской поэзии, действительно, стоит очень дорого. И библейские стихи самого́ опального, изгнанного из страны нобелевского лауреата, и аналогичные произведения его коллег еще в течение долгих лет оставались доступными читателю лишь на страницах самиздата. Как говорится, с риском для жизни. Только теперь приходит понимание того, как много потеряли в своем духовном развитии поколения, на целые десятилетия отлученные от этих животворных источников.

Но это позднее. А в шестидесятые годы яростная идеологическая борьба с "религиозным дурманом" продолжалась. И велась все более тонкими и изощренными методами, с использованием для "отвлекающего маневра" даже некоторых элементов так называемой массовой культуры. Миллионными тиражами, к примеру, вдалбливалось в сознание трудящихся, что мол вопреки "тьме разнокалиберных богов... есть у мира с неких пор для объединения людей летняя религия — футбол, зимняя религия — хоккей".

"Какое, милая, у нас тысячелетье на дворе?" — вправе был задаться пастернаковским вопросом ошарашенный читатель, ознакомившись с этим и подобными изящными атеистическими изысками. Ведь время, пусть медленно, исподволь, но все-таки изменилось. И возведенные еще в двадцатых-тридцатых морально устаревшие плотины жесточайшей цензуры не в силах были больше сдерживать нарастающий поток. Все острее осознается обществом насущная необходимость всеобщего покаяния ("Невинных нет в моем краю"), ощущение того, "как будто страницы Библии меня по лицу били".

Как результат, на другие страницы — литературных журналов и поэтических сборников — все чаще прорываются библейские "темы и вариации".

В полном объеме, однако, богатства неисчислимых залежей русской библейской поэзии, включая и отечественный, и эмигрантский ее пласты, становятся открытыми только в самом конце второго тысячелетия.

Приступая к разработке этого "уникального месторождения", составители ясно представляли всю сложность предстоящей работы, осознавали груз ответственности и отнюдь не претендовали на всеобъемлющую полноту. Мы предприняли попытку собрать под одной обложкой разбросанные по разным изданиям произведения и, разместив авторов по временной шкале, предоставить читателю возможность проследить развитие библейской темы в русской поэзии на протяжении целого столетия, одного из самых трагических в истории цивилизации. Собранные произведения образуют огромное полотно, своеобразный современный аналог мозаик древнерусских соборов. И читатель волен выбирать: любоваться картиной в целом либо сосредоточиться на наиболее близких его душе фрагментах.

Обратим внимание лишь на один нюанс. Во многих представленных на этих страницах стихотворениях явственно проступает понимание того, к чему ученые с помощью новейших компьютерных программ приходят только сейчас: видимый, доступный текст Библии — лишь вершина айсберга, а в подлинном, скрытом от нас смысле Книги Книг закодировано и прошлое, и настоящее, и будущее всего человечества.

Знаменательно, что поэзия осознала эту "огромность, непомерную для прозы", как обмолвилась когда-то Маргарита Алигер, гораздо раньше науки.

В этой короткой статье пунктирно обозначены лишь некоторые узловые моменты развития темы. О цене времени в русской поэзии мы уже упоминали. А цену слова, причем именно в библейском аспекте, замечательно определил предтеча мучеников "большого террора", один из первых погибших в застенках ЧК поэтов — Николай Гумилев:

В оный день, когда над миром новым
Бог склонил лицо свое, тогда
Солнце останавливали словом,
Словом разрушали города. —
Но забыли мы, что осиянно
Только слово средь земных тревог.
И в Евангелии от Иоанна
Сказано, что Слово — это Бог.

И все-таки не на этой "забывчивой ноте" хотелось бы завершить увертюру к антологии библейских мотивов в русской лирике XX века. Другой узник ГУЛАГа, чьи строки вынесены в эпиграф статьи, подарил нам глоток надежды, верно обозначив, вопреки жестоким реалиям бытия, единственно возможный вектор движения души — вглубь и ввысь:

Еще могут сто раз
                     на позор и на ужас обречь нас,
Но, чтоб крохотный светик
                     в потемках сердец не потух,
Нам дает свой венок —
                     ничего не поделаешь — Вечность,
И все дальше ведет —
                     ничего не поделаешь — Дух.

Будем стараться — ничего не поделаешь — не сбиться с этого пути.

Юрий КАПЛАН

Наверх

Время загрузки страницы 0.0002 с.