Есть только миг.... Называется жизнь.

Размещаем здесь свои авторские тексты
Ответить
yurshmel
Сообщения: 21
Зарегистрирован: 15 апр 2010, 11:58

Есть только миг... Называется жмзнь.

Сообщение yurshmel »

Жизнь моя, Рубиконы мои.

Знаменитый, прекрасный грузинский певец и актер Вахтанг Кикабидзе очень задушевно спел в одной из песен: «Мои года, мое богатство…». Прав этот заслуженный человек, наши годы это наше богатство. Но с годами к нам приходит, вместе с опытом прожитых лет и осознание, что срок, отпущенный нам для жизни на земле, иссякает. В повседневной суете мы не замечаем неумолимого бега времени, нам что то все надо сделать, что то успеть. И некогда нам поделится своим нажитым богатством, даже иногда некогда просто оглянутся назад. Зачастую и просто не умеем мы этого делать, считая, что оно, это нажитое богатство, измеряется лишь материальными критериями, то есть количеством дензнаков, квадратных метров и тому подобным. Но это же, далеко не так. Мы ведь жили! Что же, будем измерять итог нашей жизни кучей мусора, в виде домов, квартир, техники и банковских счетов или богатством души и добра, произведенными нами на этой прекрасной земле. Поневоле вспомнишь Раскольникова: «Что ж я, червь земной? Или право, имею?» Нет, не червь я, а человек и право, конечно, имею. Даже, если хотите, обязанность имею перед своими потомками: я с ними должен поделится нажитым богатством- моим жизненным опытом. И пусть я не стал большим начальником, чтобы с высоты этакого вершителя судеб, учить их премудростям государственной или придворной жизни, это не главное. Но я был рядовым свидетелем и участником эпохальных событий, на моих глазах менялся мир и вместе с ним и своим народом менялся и я. Надеюсь мой жизненный опыт будет им не без интересен, а может и подскажет в какую то минуту правильный выбор.
Но, прежде чем начать свой монолог, хочу представиться: Я простой советский человек, мне седьмой десяток лет, возраст про который говорится: « пора подумать о вечном». Вот я и думаю, и думы эти далеко не всегда безоблачны. Как хочется иногда что то переделать в прожитой жизни, изменить, но увы, время не вернешь вспять. Не переделаешь! Нельзя дважды ступить в одну и ту же реку, так говорили древние мудрецы. К сожалению, так оно и есть. И в преклонные годы единственным утешением для многих из нас является воспоминания прошлого и надежда, что внуки не будут повторять наши ошибки. Очень уж хочется, чтобы жили они, опираясь на наши плечи, на наше богатство, приобретенное за годы жизни.
И еще одно. Вот, нас часто называют народом, не помнящим родства, не знающим своих, даже ближайших предков. Обидно это, конечно. А с другой стороны, действительно, что я знаю о своих прародителях? Да, ничего! Несколько лет назад, можно сказать, почти случайно, я зашел на кладбище, в земле которого, покоится прах моих родных бабушки и дедушки, по материнской линии. Не так уж и давно они были здесь похоронены, мои родные. Но могил их, я не нашел, все заросло травой, ни крестов, ни холмиков не осталось, могилы, да собственно и память о них, утеряны навсегда. А ведь они дали жизнь почти десятку детей. Ни кого не хочу винить, спрашивать надо, прежде всего, самого себя. Посмотрите на наши погосты: редко где увидишь ухоженное место последнего пристанища человека. Почти повсюду грязь, мусор и запустение. Мы забываем, что кладбище это наглядная история нашей малой родины, это музей нашей прошлой жизни. А, мы? Сегодня поставили памятник, завтра новые правители или бесноватая толпа сломали его, выбросив на помойку даже память о человеке, на которого еще вчера молились. И такое варварство считается нормой. В запале праведного гнева выбрасываем из реальной истории целые периоды и говорим, что так и было. Ужасно это, по- моему.
Поэтому я рискнул написать серию рассказов о своей жизни, адресуя их, прежде всего, своим детям и внукам, что бы они из первых уст могли узнать обо мне и о времени, в котором мне довелось жить. Не могу гарантировать абсолютную точность фактов, приводимых здесь, документальных записей я ведь не вел, могу лишь гарантировать, что вымысла в этих письмах – рассказах, нет. Но прежде чем приступить к изложению, хочу напомнить широко известный исторический эпизод.
Чуть более двух тысяч лет назад, римлянин, патриций из высшего сословия всадников, государственный человек, занимавший высокие должности военного трибуна, эдила и претора, полководец Гай Юлий Цезарь, нарушив закон своего государства, перешел с войском реку Рубикон и развязал, тем самым, в Священной империи гражданскую войну. Сделал это он сознательно, имея перед собой конкретную цель: захват и узурпация власти. И он достиг ее, этой цели, достиг, невзирая на гибель и страдания сограждан, вопреки всем предостережениям и уговорам. Людям, которые хотели, чтобы он повернул назад и не подвергал страну опасности, он отвечал: «Рубикон перейден, возврата нет.»
Много воды утекло с тех пор. Цезаря зарезали, Римская империя пала, а поступок и слова остались, в памяти человеческой.
Ученые люди такую ситуацию называют ныне проще и короче: пройдена точка не возврата. Ну что ж, кому как нравится. Дело ведь не в названии. Вот и мне кажется, в жизни каждого из нас существуют свои Рубиконы или, если угодно, свои точки не возврата. Иногда мы их переходим сознательно, в полной ясности ума, для достижения какой – то цели, как это сделал Цезарь, иногда в силу обстоятельств, непреодолимой силы, иногда походя, даже не заметив перехода. Так или иначе, последствия такого перехода, могут серьезно изменить нашу жизнь. В молодости нам некогда обращать внимание на такие пустяки, но на исходе жизненного пути, иногда хочется понять, в силу каких событий и обстоятельств, именно так сложилась твоя жизнь, а не по другому. Прежде всего, хочется, как бы еще раз, перелистать страницы своей жизни, понять, как прожил ты ее, кому и где сделал доброе дело, а где такое сотворил, что ни какого покаяния не хватит, ни какими молитвами не замолишь. Всякое ведь бывало, что греха таить.

Ты неправ, Гай Юлий Цезарь!

.Не удивляйтесь, но первый в моей жизни Рубикон перешел я, будучи грудным младенцем. Перешел, конечно не я, а моя мама перешла его, почти сразу после моего рождения. Знаю, переход этот был мучителен и очень непрост для нее. Она преодолела и административные преграды и моральные трудности, она готова была даже жизнь свою положить, лишь бы преодолеть эту преграду. Просто удивительно, как сильна может быть женщина-мама. Хотя чему тут удивляться, наши мамы не то, что Рубикон перейдут, они шар земной перевернут, ради благополучия своих детей, а она была из таких же.
Но до этого она была обычной, простой деревенской девушкой. Наверно, такая же, как и ее подруги, счастливая своей молодостью, радостью ожидания удачного замужества и тихой семейной жизни. Тем более наступили времена, когда закончилась эта непонятная война, где брат шел на брата, сын на отца и не известно от кого надо прятаться, кого боятся. Жизнь стала успокаиваться. И еще не наступили, новые лихие годы, когда деревенских поделили на кулаков, середняков и бедняков, люди еще жили одним миром. И мир этот был таким простым, понятным и привычным. Все шло своим чередом, взрослые работали и старели, дети росли и взрослели, молодые гуляли, веселились и влюблялись. Конечно, любви все возрасты покорны, мы хорошо это знаем, но нет на свете прекрасней и романтичней любви первой. Не могу представить себе человека, который бы не испытал этого чувства. Как сказал поэт:«Любовь бывает не у всякого, но первая любовь у всех». К моей маме она то же пришла. Влюбленные строили планы на будущее, тем более родители не возражают. Он серьезный парень, работает сцепщиком вагонов на железнодорожной станции, хорошо зарабатывает, не плохая будет семья. Но, не зря говорят: « Бог улыбается, когда слушает наши планы». На работе трагический случай, молодой человек погибает. Молодая невеста идет не под венец, а провожает суженого на погост. Господи! За что, наказуешь? Нет ответа. Боже! Боже! Неисповедимы пути твои, господи.
Но время неумолимо, время и палач и лучший лекарь. Жизнь продолжается, постепенно она возвращается и к ней. После долгих, мучительных лет, боль утраты стихает, она, даже выходит замуж, Казалось бы, слава богу, все обустраивается, но не тут то было, чаша жестоких испытаний еще не выпита до дна, конца еще не видно. Деревня живет «счастливой», колхозной жизнью, всем миром строит социализм, сыплет в закрома Родины богатый урожай хлеба. Слышали? Товарищ Сталин сказал: «Жизнь стала лучше, стала веселей». Но не дремлет враг, пытаясь повернуть нашу жизнь вспять, возвратить нас в рабство. То здесь, то там проверяет нашу обороноспособность, но: « Броня крепка и танки наши быстры!» Не зря писали наши безграмотные родители: «Мы не рабы, рабы не мы». Муж уходит на финскую войну защищать советскую власть, она солдатка, она на сносях. Роды проходят нормально, двойня! Но, вот он, перст божий! Младенцы, едва успев родиться, умирают. Мама выживает, но зачем? Говоря современным языком: нужен контрольный выстрел, ну чего мучится? только его, этого выстрела, не хватает. И, пожалуйста, он производится: в дом приходит похоронка на мужа. Ну вот теперь все, кончено. Она подошла к Рубикону. Как быть? Что делать? Как, вообще, дальше жить? Кто подскажет, кто поможет?
Мир, не без добрых людей. Люди всегда помогут, отзовутся, так и тут. В городке, ближайшем от деревни, на той стороне Волги, на заводе, открываются новые цеха. Набирают рабочих. В бараках, около завода, дают койко-место. Из деревенских, кое кто уже перебрался туда. Какая тебе разница, Шура, где горе мыкать, как горе горевать? Ну чем, не вариант? Работа поможет ранам зарубцеваться, а тяжелая работа, даже лучше. Надвигавшаяся большая война требовала, не только жизни молодых, но и нуждалась в снарядах, что бы было чем, их, молодых, убивать. И мама, привыкшая к безотказному труду, с энтузиазмом молодости вставляла тридцатикилограммовую железяку в станок, что бы в конце конвейера, такие же молодые, женские руки или руки подростка, эвакуированного из Ленинграда, упаковали чье-то будущее материнское горе в ящик, темно-зеленого цвета.
Семь лет вращала она, вместе с подругами и внезапно повзрослевшими детьми, этот смертоносный конвейер. Мирная, тихая и законопослушная женщина, так много перенесшая горя от смерти, становится верной служанкой ее. Не буду описывать условия, в которых жили заводские, они, частично известны мне, из рассказов матери, а частью и из личного опыта: я видел своими глазами эти бараки с людьми, жившими в них! Скажу только, люди и не то способны выдержать, а уж советский труженик тем более, и уморить его, ой как трудно, это еще надо сильно постараться.
Завод, в котором трудилась мама, кроме снарядов, строил морские, военные катера, с фронта присылали экипажи, что бы принимать их. Отсюда они уходили в море, на войну. В одном из экипажей и служил мой будущий отец. Это, по словам моей матери, не был случайный роман. Скорее это была сделка: женская молодость заканчивалась, а детей нет и перспектив никаких: война без конца и краю. Да и меркантильная сторона дела: офицерский паек, это вам не карточки на хлеб и баланду в заводской столовой. Вот вам и тайна моего рождения, истоки моей безотцовщины. К стыду своему, должен признаться, до сих пор не знаю судьбу своего отца. В самом конце войны он ушел с экипажем на фронт, бить врага на море.
Осенью я благополучно родился. Позавчера закончилась вторая мировая война, Япония подписала акт капитуляции, с войны начали возвращаться солдаты, а на трудовом фронте почти без перемен. Все та же, до изнеможения, работа, все та же холодная и голодная жизнь без просвета, без намека хоть на малейшее улучшение. Заводские ясли: ни тепла, ни ухода, ни питания. Это, прости Господи, каторжная тюрьма какая-то. Не отдам! Умру, не отдам! Каким образом, моя мама сумела официально уволиться с завода, не знаю. Может к тому времени послабление какое то вышло в этом вопросе, может просто Система не устояла перед напором и отвагой отчаявшейся, готовой на все, женщиной, мне неведомо. Так или иначе, она получила увольнение и, внимание! Она пошла против Гая Юлия Цезаря, который, когда то заявил, что он не может повернуть. Дескать Рубикон перейден, назад пути нет. Плевала она на всех цезарей, она взяла и перешла Рубикон обратно! Она вернулась в свою родную деревню, вернулась туда, где так много страдала, где испытала так много горя, она не побоялась сделать это! Вернулась, что бы уберечь, то единственное, что теперь составляло весь смысл ее жизни: сына. Это был поступок настоящей Женщины. поступок Матери, поступок Матери – Героини! И пусть мне теперь говорят, что перейдя какой-то Рубикон (вся длина-то этого Ручья, меньше тридцати километров), нельзя вернутся назад. Неправда! Можно! Можно, если руководят тобой не личные, корыстные соображения, а забота о близком человеке, желание сделать добро людям.
Так был пройден первый Рубикон моей жизни. Перешла его, моя героическая мама,
И это сыграло в моей жизни очень большую роль, даже, можно сказать, решающую. Благодаря этому событию, жизнь моя стала разнообразнее, твердо могу сказать, богаче, потому что, позволила прикоснуться к истокам нашего народа, сохранившимся только в сельской местности, где не так сильно и уперто строили коммунизм, как в городе, а жили более человечным, проверенным веками укладом.
yurshmel
Сообщения: 21
Зарегистрирован: 15 апр 2010, 11:58

Есть только миг.... Называется жизнь. (продолжение темы)

Сообщение yurshmel »

.Куряка

Грудным младенцем мама привезла меня в деревню, в которой она родилась и выросла. Жители деревни неоднозначно отнеслись к ее возвращению с ребенком на руках. Деревня жестока, у нее своя мораль, поэтому она сразу «наградила» ребенка достойным званием: «крапивник». Это прозвище, как родимое пятно, на него не следует обижаться, поэтому я никогда не обращал на этот титул ни какого внимания, на мою судьбу он не повлиял, так и остался в деревне.
А родился я сразу после окончания второй мировой войны, на третий день. Но это для меня не главная точка отсчета, а главная то, что родился я в год победы: Победы в Великой Отечественной войне, оказавшись, таким образом, ее ровесником. Какой ценой далась нашему народу эта победа, мы до сих пор, знаем не до конца. Историки открывают все новые страницы, той страшной эпохи, когда вся страна жила лишь одной заботой: выжить, устоять. Мы, поколение, второй половины сороковых, первой половины пятидесятых не застали тягот военной эпохи, но трудная послевоенная пора, нищета и голод, большинству из нас знакома не понаслышке. Терпеливость нашего народа безгранична, это общеизвестно, но что пришлось выдержать нашим родителям, работавшим в тылу, и в годы войны, и после победы не поддается описанию. Я видел лишь малую часть страданий, но и то, что видел и запомнил, поражает. Как можно выдержать такие лишения, каким пером их описать? Как передать вам, ныне живущим, вкус лебеды сваренной с крахмалом от прошлогодней, перегнившей в огороде картошки и приправленной горсткой отрубей? Невозможно это. Конечно, можно предложить на пробу, как экстрим - меню, любителям острых ощущений, да вот проблема: где шеф-повара найти на такой изыск? Отошли эти мастера в мир иной. В деревне люди были брошены на произвол судьбы, выживали кто как мог. От них требовался лишь труд до полного изнеможения. Но люди все таки держались. Как сейчас, помню, мама неустанно повторяла: « Лишь бы не было войны!» Слова эти, эта фраза служили как бы оправданием трудностей, подтверждали готовность людей пережить любые невзгоды. «Лишь бы не было войны!» Она, эта фраза, звучала в устах людей как набат, как эхо прошедшей войны, как заклинание от повторения проклятого лихолетья. Эта фраза, этот голос будет сопровождать и нас, наше поколение всю жизнь, как пример стойкости и несгибаемости нашего народа.
Но все эти трудности до нас, детворы доходили слабо. Да, многим из нас было хорошо знакомо чувство голода, но истины мы не знали, поэтому легче переживали, считая, что это в порядке вещей. Конечно, ни о каких сладостях и всяких прочих сникерсах не могло быть и речи. Наши родители и моя мама, в том числе, как могли всячески ограждали нас от суровой действительности. Поэтому дошкольная пора для меня прошла без особых невзгод, не заметно. Обычное деревенское, босоногое детство с соплями до пупа. В семь лет, как и положено, пошел в школу. Учился хорошо и легко, исправно переходя из класса в класс. Событие, о котором хочу рассказать, относится к лету 1954 года, когда я перешел в третий класс. За два прошедших года учебы в школе я много узнал. Естественно, научился читать и писать, считать. Узнал также, что живу в великой стране и моя родина, самая лучшая страна в мире, гордо называется: Советский Союз. В прошлом году произошло что то страшное, умер наш родной отец, И.В.Сталин. На станции очень долго гудели все паровозы, а все взрослые плакали. На мавзолее в Москве теперь две надписи: ЛЕНИН и СТАЛИН. В наших учебниках по чтению, в конце книги, были помещены портреты и биографии руководителей партии и правительства и мы, по указанию учительницы, выкололи, кому надо, глаза и перечеркнули тексты с их биографиями, выполнив, тем самым свой гражданский долг. Нам сказали, что это нехорошие дяди, они вредили нашему будущему счастью. Жизнь после этих событий, может быть и стала у кого-то слаще и сытнее, но нас это не коснулось, да и не интересно нам это, впереди каникулы, у нас своя вольная деревенская, мальчишеская жизнь. На нашей деревенской речке Секерке закончилось половодье, а по ее берегам мы уже сожгли всю прошлогоднюю траву. Девчонки в школьном дворе расчертили и вовсю играли в классики. Мы с ребятами опробовали просыхающее футбольное поле за деревней. В лесу срезали длинные орешниковые прутья для удочек. Конечно, изготовили новые рогатки. Коротко говоря, к каникулам мы были готовы и ждали их с нетерпением и во всеоружии. И вот заканчивается май, ура, каникулы.
Моя мама тогда работала на железной дороге, поденно, то есть с оплатой по фактически отработанным дням, без зачисления в штат. Они там, бабьим кагалом, под команды дядьки - инвалида, ломами и веревками дружно передвигали и устанавливали на место рельсы и шпалы. Вечером она, усталая, приходила домой и на столе, иногда появлялся пеклеванный, удивительно вкусный хлеб, сахар и, даже сливочное масло. Коза- кормилица, которую мы держали, вдоволь давала молока. На дворе лето, каникулы. Что еще надо, для мальчишеского счастья? Да, ничего! Лишь бы это длилось вечно. Деревня наша небольшая, около сотни домов, расположена на берегу небольшой речки. В двух километрах лязгал вагонами маневровый паровоз и шумела курьерскими поездами железнодорожная станция. В полукилометре был настоящий лес, окаймляла всю округу Волга, ее притоки и разливы. Ну, чем не рай!? Учитывая, что мама работала с утра до вечера, свобода была полная. Наш дом превратился в наш ребячий штаб. По понятным причинам моих сверстников в деревне было: раз-два и обчелся. Но все же, наша компания состояла из десятка мальчишек с разницей по возрасту от года, до трех-четырех лет. Наша разномастная ватага жила своей жизнью, своим кругом интересов. А интересы были следующие: во-первых- купание в речке до синевы по всему загорелому, запеченному на солнце телу, во-вторых-рыбалка. Волжские разливы, озера и протоки постоянно кормили нас рыбой. И еще одно занятие: набеги на сады и огороды, как колхозные, так и принадлежащие мирным гражданам, по существу нашим соседям Думаю, излишне говорить, что все мы были вооружены: в кармане каждого из нас обязательно имелась рогатка. Бедные птички. Сколько мы их перебили! Теперь, конечно, очень жаль, но детство не вернешь. Что было, то было. Но были у нас и обычные детские игры: в первую очередь - футбол, по вечерам ближе к осени, когда вечера темнее - в войну, часто играли в некое подобие лапты – шар-мазло, любили - в городки и другие, сейчас уже и не вспомнить. Активно играли на деньги (мелочь, естественно): в стукана (в городе называли - чика), в орлянку, об стенку. В карты, конечно, дулись, как без этого, в дурака, буру, очко, как на деньги, так и на щелбаны. Пример брали со взрослых ребят, они были нашими кумирами, ведь нынешних ниндзя и бэтманов всяких, не было. Мы по - своему копировали их поведение и манеры. Хотели во всем походить на них. А как этого достичь? Да проще простого, нужно научится курить, вот и все. И хотя папироса имеет размер, почти сравнимый с твоим ростом, это пустяки. Главное, ты умеешь по взрослому, с особым шиком, сквозь зубы сплевывать далеко от себя на землю, метра эдак на два, а то и больше. Ты умеешь пускать дым из рта кольцами, а также через нос. Умеешь, вынув папироску из пачки или из дальнего кармана-заначки, правильно заломить ее картонный мундштук. А затем, внимание, главное: вставив ее прямо по центру в рот, ты не торопясь прикуриваешь, делаешь глубокую затяжку и, небрежно перекинув в угол рта, приподняв голову, выпускаешь дым через нос! И не имеет ни какого значения, что стоишь ты босиком, в рваных, залатанных мамой штанах, а не в хромовых сапогах гармошкой и брюках с напуском. Неважно, что росточку в тебе метр с кепкой, да и кепка то у тебя на кепку не похожа, а так, картуз замызганный. Все это ерунда, главное, ты уже причастен к миру взрослых. Вот это жизнь!
Но курево стоит денег, постоянно стрелять не будешь, да и не больно то постреляешь. У сверстников нет, а взрослые на один чинарик, целый десяток подзатыльников надают. В нашей компании в ходу были два способа добычи. Первый – игра на деньги, второй – железная дорога. Играли мы, конечно, с большим азартом, но прибыток был невелик. Слишком мал был суммарный капитал всего мальчишеского сообшества нашей округи. А папиросы: бокс или ракета, к примеру, стоили сорок семь копеек. Для сравнения: стакан семечек на станции - двадцать, стрижка наголо( под ноль), там же, на станции – десять копеек, билет в кино – двадцать, а тут чуть ли не полтинник. Да еще надо суметь, его выиграть. Выручал второй способ: железная дорога. Из проходящих поездов пассажиры выбрасывали на обочину окурки, бычки по нашему. Мы регулярно прочесывали километры железнодорожного полотна, собирая это богатство. Затем мы вынимали оставшийся там табак и курили самокрутки. Таким образом мы вполне обеспечивали себя зельем.
Но все имеет начало и конец, даже самое прекрасное лето приходит в осень. Вот и закончились каникулы, первого сентября, как и положено, мы пришли в нашу, такую уютную, почти домашнюю, деревенскую школу. Ученики всех четырех классов поместились в одном из двух, имеющихся в школе, помещений. Школа в нашей деревне была начальной, поэтому учеников было мало, не более пятнадцати человек. В пятый класс нужно было идти на станцию, в железнодорожную школу – десятилетку. Так вот собрала нас, наша учительница Надежда Георгиевна, поздравила с новым учебным годом, похвалила нас, что мы похорошели, выросли и, конечно, хорошо будем учиться, хорошо себя вести. И вот посреди всех этих похвал, поздравлений и радостных надежд, из уст нашей обожаемой Надежды Георгиевны звучит мое имя и фамилия! Она говорит: «А вот юра-то Шмелев. Юра, встань, что-бы тебя видела вся школа, встань. Оказывается, дорогие друзья, Юра у нас уже совсем большой, он уже курить научился!»
Я не помню, что было дальше. Скорее всего провалился сквозь землю. А куда мне еще было деваться, от такого стыда?
Жизнь расставила все по своим местам. Стыд, потихонечку рассосался. Мне уже седьмой десяток, жизнь практически прожита. Когда меня спрашивают: « А ты, почему не куришь?» С улыбкой отвечаю: « Не курю, не получилось научиться и никогда не курил.»
Спасибо и вечная благодарность Вам, Надежда Георгиевна. Вы, настоящий Педагог, Великий Педагог!
yurshmel
Сообщения: 21
Зарегистрирован: 15 апр 2010, 11:58

Есть только миг... Называется жизнь. (продолж.)

Сообщение yurshmel »

Красный галстук


В 1956 году закончил я деревенскую начальную школу и в пятый класс пошел в десятилетку, которая находится в поселке железнодорожной станции. Школа новенькая, двухэтажная, каменная, покрашена в белый цвет. Построили ее к седьмому ноября, к самому великому празднику нашей родины: Великой Октябрьской социалистической революции. Построили железнодорожники, а мы переехали в нее из старой, деревянной, в которой учились в первой четверти. От новой школы дух захватывало: на втором этаже огромный, светлый зал, в который с трех сторон выходили двери классных аудиторий и две, настоящие лестницы с перилами. С четвертой стороны, по всей длине стены, расположены громадные окна. Что творилось в этом зале на переменах! В школе было множество чудес: на первом этаже: спортзал, буфет, в конце здания настоящий городской туалет с водопроводом и, удивительным чудом: все смывается водой! После нашей деревенской, такой уютной и милой сердцу школы, это был настоящий дворец. А учителя? Во-первых: их очень много, а во-вторых: они такие строгие и умные. А ученики? Их тоже очень много, и все такие разные. У нас, аж целых два, пятых класса: а и б. Ну и дела.
Чудеса на этом не кончаются, каждый новый день, новые открытия. Оказывается существуют настоящие второгодники и не просто второгодники, в нашем классе учится мальчик, на четыре года старше нас, практически взрослый парень. И это не исключение, второгодников много. Отсюда и нравы, в отношениях между учениками: прав тот, кто сильнее. Из нашей деревни в классе я один, окончившая вместе со мной девочка, почему то дальше учится не стала. Но такое было не в диковинку, обычное дело для деревни. В моей новой школе жизнь была, конечно, не сравнима с прежней, деревенской. Главное отличие: здесь куда, как интереснее. Жизнь стала более насыщенной, появилось, какое то новое отношение к учебе, расписание занятий воспитывало - чувство ритма, постоянный контроль - чувство ответственности. Впервые я узнал, что существует общественная жизнь. Конечно, таких слов я не знал, но понимание, что я не один, что есть наш класс, есть наша школа, появившееся у меня, помню отчетливо. В своей деревенской школе такого чувства, я не испытывал. Там вся школа, весь внешний мир, для меня, был сосредоточен в моей первой учительнице, Надежде Георгиевне. Она, как вторая мама, окружив нас, своих учеников, заботой и теплом, буквально прижав к своему сердцу, очень осторожно, всячески оберегая и любя, знакомила с окружающим миром, готовила нас к выпуску на волю. Если коротко: в деревенской школе - рай, в новой, нынешней- жизнь. И эта новая жизнь, была прекрасна. За зиму я столько всего увидел и узнал. В школьной библиотеке прочитал массу интереснейших, просто замечательных книг, на уроках было столько нового, интересного. Кстати, узнал также, что нас окружает враждебный капиталистический мир и, что буржуи только тем и живут, что надеются нас изничтожить. Но мы, тоже не лыком шиты, и воевать умеем, и руководители у нас самые умные, сильные. Так что боятся нам нечего, победа будет за нами. В школьной стенгазете нарисованы два парохода, один был похож на старую, разбитую шаланду, другой, красавец лайнер, на полном ходу догонял и даже перегонял эту развалюху. Аллегория очень наглядно и доступно иллюстрировала, все тот же постулат, о нашей скорой победе в соревновании с проклятыми буржуинами. Ведь это наша страна, как тот пароход идет в светлое будущее, оставляя позади старый, прогнивший мир. Господи, как хорошо в наших детских головах укладывались все эти пропагандистские лозунги и установки. И мы для своего возраста, я думаю, очень хорошо были политически подкованы. Главный критерий был: за нас или против нас, именно в этом и была квинтэссенция всех наших оценок.
Педагогический коллектив нашей школы был, на мой взгляд очень высоко профессионален. Они умели создавать и поддерживать дух коллективизма в самом лучшем смысле этого слова. Достигалось это самыми разнообразными методами. Например, на больших переменах, даже устраивались настоящие уроки танцев. Представляете, что это такое было для нас? И не только это, а даже официоз, то есть мероприятия, проводимые по указке сверху, они тоже проходили, интересно. Конечно, может быть, деревенская девственность моя, играла свою роль, не знаю, но я до сих пор помню торжественные линейки нашей школьной, пионерской дружины. Кстати, знания, которые мы получали в нашей провинциальной школе, были совсем не провинциальны, а на хорошем уровне, убедиться в этом мне довелось впоследствии на практике. Прожитые годы, конечно, многое стерли из памяти, но и осталось не мало. Напомню, на дворе шли годы послевоенной поры, нужда и лишения были нашими постоянными спутниками в повседневной жизни. Люди, жили впроголодь, на столе, зачастую, кроме картошки, капусты, да постной каши ничего не было. И вот однажды, мне довелось испытать сильнейшее потрясение, как раз по части еды. На одной парте со мной сидел мальчик, у которого был отец. И не просто отец, а целый директор местной бойни (мясокомбинат, по-современному). Никому из нас не было никакого дела до этого обстоятельства: директор, ну и пусть директор. Но однажды, этот мальчик принес в школу целый круг краковской, полукопченой колбасы. На уроке он вынул ее из портфеля, разломил пополам, угостил меня и мы стали ее есть. Колбасу, до этого случая, я, конечно, видел, но пробовать не приходилось. Наше чавканье, а главное запах, тогда ведь колбаса была не то, что нынешние отбросы, наверно, свели с ума всех присутствующих. Изумленный нашей наглостью учитель, буквально вышиб нас с урока и, конечно, поделом. Но, колбаса! Божественный вкус этой колбасы до сих помню, даже вспоминаю иногда. Еще одно счастливое потрясение довелось испытать мне под новый год на школьной елке. В одном из конкурсов я выиграл апельсин. Такого невиданного фрукта мне не доводилось пробовать. Запомнил на всю жизнь. К сожалению, не помню, донес домой или нет, что бы маму угостить. Думаю нет, наверно, съел небось, а ей просто рассказал, как вкусно было. Эгоизма у меня было сверх меры.
После нового года и зимних каникул , мы всем классом, вместе с нашим классным руководителем, в воскресенье, на пригородном поезде поехали в Казань, в цирк. С вокзала, по улице Чернышевского, дружной стайкой пришли на Черное озеро, где тогда находился цирк, прошли в фойе, сдали в гардероб свои, подбитые ветром, пальтишки. Ни на шаг не отставая, от своего учителя, что б не потеряться, расселись по местам. Началось представление и мы очутились в невиданном, волшебном мире. На наших глазах творились чудеса: акробаты, гимнасты, клоун, вся атмосфера циркового действа, буквально потрясли меня. В антракте, в небольших буфетиках продавали разные сладости, лимонад и, главное, продавали мороженое. Вкус этого мороженого, непередаваемый запах цирковых животных, пота, одеколона и еще чего то, что бывает только в цирке, остался у меня на всю жизнь. Давно снесли этот цирк и правильно сделали, наверно, старый он стал, отстал от жизни. Теперь там автостоянку сделали, а что, очень нужная штука. Ну, а новый цирк, конечно, построили, красивый такой, чудо цирк, прямо сказать. Был я там один раз, но с тех пор с внуками туда ходит их бабушка, я ни ногой.
Но вернемся в цирк. Во втором отделении выступал силач Николай Жеребцов. Он
играючи поднимал тяжеленные гири, поражал публику своей силой, а затем показал такое, что поразило меня окончательно. Он поднял, на специальной платформе, двух здовенных быков! Это было чудо! Во-первых, таких быков я никогда не видал, такими большими они были, во- вторых, он их, действительно, поднял! Обмана не было, мы с мальчишками всем классом смотрели. Вот это сила! Но в школе, все равно слушали наши рассказы с сомнением и недоверием. Действительно, трудно поверить.
После представления, полные впечатлений, мы пошли в студенческую столовую, она была рядом с цирком, на улице Ленина и там, я вновь был удивлен. Первый раз в жизни, увидел и попробовал обычное общепитовское блюдо: котлету с макаронами. Мне она так понравилась, что рассказывая маме о поездке, я спросил ее, почему она ни когда не делает мне ни котлет, ни макаронов. Не помню, что ответила мама, но котлет от нее, я ждал еще несколько лет.
Весной нас ждало грандиозное, можно сказать, эпохальное событие. Полным ходом заканчивалось строительство Куйбышевской ГЭС, Волгу перегородили плотиной. Готовились к этому загодя, в зоне затопления вырубали лес, целые деревни переселяли с нажитых мест. Люди знали, что придет вода и ждали ее. Мы, мальчишки, не придавали ни какого значения этому обстоятельству, поэтому весенний разлив оказался для нас полным открытием. Там, где раньше были луга, мелкие озера, теперь плескалась холодная вода, пришедшая с Волги. Вместе с водой пришла рыба, много рыбы. И началась в наших местах, невиданная ранее, золотая лихорадка. Рыбу ловили все, кому не лень и кто чем мог. Мы, детвора, на удочку и червяка, взрослые, суровые дядьки ловили серьезно. Они перегораживали в узких местах сетями целые заливы и буквально вычерпывали всю рыбу без разбора, возили возами. На мелководье, прогреваемом солнцем, шли на нерест пудовалые щуки, их били дубинами, стреляли из ружей. Все это походило на какую-то дикую вакханалию, необузданного варварства. Крепкие, хозяйственные мужики вылавливали на Волге и разливах бревна из рассыпавшихся плотов, а также деревья, своевременно не вывезенные с недавних лесосек и теперь, всплывшие на поверхность воды. Атмосфера разнузданной вседозволенности, близкой к разбою, не могла не сказаться на нас, ведь много ребят непосредственно участвовали в этих делах, а другие видели все своими глазами. Обстановка в школе, особенно за пределами ее стала какой-то жесткой, циничной и, даже блатной. В те времена, мы школьники, практически все поголовно, были пионерами. Пионер, всем ребятам пример! Будь готов! Всегда готов! Вот лозунги, по которым нас учили жить. Отличительным знаком пионера был красный галстук. Его нам повязывали при приеме в, в торжественной обстановке и мы были обязаны носить его, хотя бы, в официальной, так сказать, обстановке. То есть, галстук был неотъемлемой частью школьной одежды. Именно он, пионерский, красный галстук, стал первой жертвой создавшейся обстановки. И что удивительно, стоило только ситуации чуть отклониться в сторону от проповедуемых догм, от принятых моральных ценностей, так сразу же испарился, почти весь энтузиазм, строителей коммунизма. Пионеры, в большинстве своем, перестали носить галстуки, даже в школе. За пределами же школы, это вообще стало не безопасно, могли побить. Наши красные галстуки переселились в карманы и портфели. Вот такие метаморфозы стали происходить.
Конечно, это явление не носило характер общественного протеста и может не стоит упоминания. Но ведь мы жили в обществе, где, кажется, и муха не могла летать там, где хотела, а лишь по согласованному и утвержденному свыше маршруту. И вдруг, такое своеволие, такое несоответствие утвержденному образцу. Нам часто приводили в пример слова и поступки Вождя и Учителя В. И. Ленина. Один пример такой: Ленин попросил убрать табличку: НЕ КУРИТЬ, из комнаты, потому что товарищи курили в этом помещении, не обращая на табличку ни какого внимания. Этот пример должен был наглядно демонстрировать, что вождь придавал большое значение соответствию формы и содержания. Так почему же функционеры, правящей партии, его верные ученики и последователи, управлявшие, казалось, даже дыханием нашим, не придавали ни какого значения подобным явлениям? Не знали? Не видели? Ничего подобного, знали, не могли не знать! Наша пионерская дружина очень активно откликалась на призывы партии и комсомола и, если бы поступил сигнал разобраться с нарушениями в пионерской форме, таким отступникам живо показали бы, что такое советская власть. Ответ прост и ответ один, правили страной недоумки, которые жили одним днем. Эти балбесы не могли даже, объективно анализировать процессы, происходящие в обществе, которым, по какому-то злому року, им довелось управлять. Сытые, довольные собой, набитые цитатами, эти бездари с чиновными портфелями, думали только о себе. Они существовали только, что бы проводить в жизнь линию партии, совершенно не заботясь о ее траектории. В итоге мы имеем то, что имеем. Думаю, это они отняли все, чему учили меня, мои учителя, в школе, это они отняли у меня идеалы, которые я почерпнул в книгах и фильмах: Тимур и его команда, Овод, Честное слово, Как закалялась сталь, Кортик, Судьба барабанщика, Чапаев, да разве все перечислить. Это они. Ни дна им, ни покрышки!
Конечно, в те времена, я не мог так рассуждать. Прожитые годы, события последних десятилетий, глубокие раздумья о судьбе моей родины, позволяют сегодня мне сделать такие выводы. Управляй нашей страной нормальные, умные люди, возможно и последствия их деятельности были бы другие. Да и перестройка не была бы судорожной компанией, а была бы постоянным процессом, во главе которого стоят обычные интересы простого человека, а не догмы и принципы, которыми: « нельзя поступаться.» Но в истории, к сожалению, «если бы, да ка бы» не действует. Удивляет другое, а именно то, что остались еще люди, которые защищают бывшую систему. Сердцем их можно понять, это наше прошлое, оно нам мило и дорого. Но мозги то у нас должны быть, не обязательно даже читать Шаламова или Солженицына, что бы понять всю гибельность эксперимента, который нам навязала кучка авантюристов и горлопанов. Ведь эта попытка построить коммунизм в нашей любимой стране, ничего кроме горя и лишений народу не принесла.
Я очень надеюсь, что мои потомки, если судьба их поставит перед выбором: каким путем идти, что бы принести счастье своему народу, выберут не: « Правильной дорогой идете, товарищи», а дорогу, которая приведет человека к счастью. Ибо: «Человек рожден для счастья, как птица для полета». Помните? То то же. Достаточно, что « правильной дорогой», мои любимые, ходил я. Ходил, кстати, по доброй воле, дядя в кепке сумел мне внушить, что это я для вас, дорогие внуки и правнуки иду, для вашего счастья. Ошибочка, к сожалению, вышла и я ни как не могу понять: то ли дядя в кепке не очень усердно читал книги этих двоих, с бородами, то ли друзья и подельники его подвели, но пришли мы всей страной к полному краху. Заклинаю, прошу вас, не делайте необдуманных поступков, служите для счастья нашего народа, он выстрадал это право на счастье, заплатил сполна. Накипело! Извините, пожалуйста.
В конце весны, полая вода постепенно ушла, вместе с ней ушли, успокоились и страсти, жизнь вернулась в свою колею. Граждане, а привычнее, товарищи, вновь продолжили строить « светлое будущее».
Кстати, а галстук-то, в ту весну я все-таки носил и меня, даже, не побили. Но мне кажется, именно тогда, где то на подсознательном уровне, в мою душу попали первые семена неверия в светлое коммунистическое будущее. Но потребовались десятилетия, что бы эти зернышки дали всходы, потребовалось много раз переходить Рубиконы, чтобы осознать всю пагубность, такой красивой внешне, идеи коммунизма. Этот мучительный путь предстояло пройти, опираясь на собственные силы, да на истовые молитвы моей незабвенной мамы.
yurshmel
Сообщения: 21
Зарегистрирован: 15 апр 2010, 11:58

Есть только миг.... Называется жизнь (продолж.)

Сообщение yurshmel »

Квадрига.



Для нашей страны 1956 год имеет особое значение. В первую очередь следует вспомнить о двадцатом съезде КПСС. Не хочу распространятся о роли этого форума в жизни моей Родины, об этом много писали и еще будут писать. Говорю об этом лишь для того что бы напомнить о переменах, происходивших в стране. Наступала оттепель, гражданам дали шанс ощутить себя людьми, они получили возможность избавится от постоянного чувства страха. На будущий год разрешили даже провести в Москве Всемирный Фестиваль молодежи. В стране появились стиляги и музыка на костях. Но все это было в Москве и Ленинграде, а не у нас. Наша провинция жила по-прежнему скромно и бедно. И все таки даже в этой бедности можно было увидеть ростки нового отношения к людям, к жизни. Наш народ заплатил очень высокую цену за победу в Великой Отечественной войне, мы, наверно, ни когда не сможем определить до конца ее величину. Слишком велика была эта цена. Но, прошедшая война, видимо чему то научила наших партийных бонз, они, похоже, поняли роль серьезного образования, значение грамотных специалистов в техническом прогрессе. А он, технический прогресс, нужен был, как воздух. Правда генетика все еще оставалась продажной девкой капитализма, но ядерная физика уже выведена из опалы, выпущен на свободу ракетчик С.П.Королев. Партийная верхушка не хотела проигрывать холодную войну, объявленную в Фултоне, они собиралась править, видимо, вечно. Поэтому нужно догонять загнивающий капитализм. Вон они, проклятые, изобрели атомную бомбу, а там глядишь, чего - нибудь еще удумают. На одной идеологии, да лозунгах, далеко не уедешь. Нужно что то делать.
Образованных людей в стране было явно недостаточно, а в сельской местности тем более. Мама моя имела три класса, а многие в деревне и того меньше. Низкое образование большинства сельского населения, неизбежно обрекало их на тяжелый физический труд. Лишь отдельным лицам, в силу природного таланта, везения, удачи или чисто случайно, удавалось вырваться из этого круга. Избежать каторжного труда. Поэтому учебу в школе моя мама воспринимала не как способ приобрести знания, а как надежду избавить меня впредь, от тяжелого физического труда. Отсюда и ее отношение к моей учебе: чему и как тебя сынок учат, я не понимаю, главное переходи из класса в класс, постарайся закончить, хотя бы семилетку, лишь бы не чертоломить, как я, всю жизнь. И она прилагала все усилия к этому. Совершенно не нагружала меня какими то поручениями по дому, не ругала за беспорядок, который неизбежно мы с друзьями создавали в нашем доме, ведь это был наш ребячий штаб. Но она и в школу не ходила, не интересовалась, как учусь. Жалоб от учителей нет, ну и хорошо. Эта полная свобода и самостоятельность приучила меня надеяться на себя, учится не из под палки, а из интереса. Видимо мой интерес к учебе совпал по времени со стремлением, в целом, в обществе к хорошему, полноценному образованию. Стране нужны были грамотные, квалифицированные кадры и в промышленности, и в науке, и в армии, и даже, в сельском хозяйстве. Думаю, именно поэтому мы учились в новой, прекрасной школе с высококвалифицированным педагогическим коллективом.
Но, да простят меня нынешние ревнители советских времен, я не собираюсь хулить прошлое, тем более это и мое прошлое, так же, как и ваше, уважаемые. Я хочу, чтобы мои потомки знали, нашу, сермяжную правду жизни, а не лубок, нарисованный в парткоме: «Народ и Партия, едины!» Правда, к этому лозунгу люди добавляли свое видение: «Раздельны, только магазины.» Да, государство было заинтересовано в повышении уровня образованности населения, потому что, этого требовал научно-технический прогресс. Но интерес государства и интерес чиновников его, разные вещи, соединению не поддаются. Государственный интерес, показной энтузиазм чиновников рассеивался и остывал где-то наверху, в начале длинного пути к школе. Настоящее государство, до живого человека в школе, ученика или учителя не доходило. Наши преподаватели, в большинстве своем, очень милые, добрые, а главное, профессионалы и прекрасные педагоги жили, как и все, то есть бедно, зачастую в нищете, на съемных квартирах, угловыми жильцами. Во что они одевались? Смело могу сказать: одеты всегда чисто и опрятно, это точно. Но не помню, чтобы мы, школьники, говоря о наших учителях, употребляли слова: модно, шикарно, богато. Таких слов, таких определений в нашем лексиконе не было. А ведь после войны прошло уже более десяти лет и эти люди растили, можно сказать, живое золото, самый ценный капитал страны: грамотное молодое поколение. Буржуазный мир, и их главная страна порока, разврата и распада, где человек человеку волк и враг, возила своих юных граждан в ихнюю буржуазную школу на специальных автобусах, если ученик жил далеко. Нам же, каждый день. зимой и летом, шагающим километры по чистому полю, в нашу советскую школу, было даже невдомек, что такое возможно. На танках в школу возить немыслимо, другого транспорта, видимо, не было. Еще один штрих в картину. Я уже говорил, что мы жили с мамой вдвоем, жили в стареньком доме, мама работала на железной дороге поденно, то есть не в штате, соответственно с самой низкой оплатой труда. Правда, мы держали козу- кормилицу, в этом и было все наше богатство. Не хочу бога гневить понапрасну жаловаться, мы не голодали, нам хватало. Но вот с одеженкой был напряг: все что я носил , было перешито и перелицовано из старой, ношеной одежды. В подобного рода искусстве пошива, моя мама имела высокую квалификацию. Но, как говорится, против лома не попрешь. В школе стали вводить единую форму одежды. Купить ее мама не могла, не по карману была. И тут во весь рост, в мою защиту, встало мое Государство. За его счет мне справили обновку, но вот казус: денег хватило только на брюки и гимнастерку, а ремень и фуражку мне поносить не довелось, сдулась государственная казна, кончились денежки. Разорил я, свое родное государство. Правда, должен сразу сказать, на моей успеваемости это обстоятельство никак не отразилось. Учился я, по-прежнему, хорошо.
Четыре года, с пятого по восьмой класс, отучился я в этой милой школе, на железнодорожной станции Свияжск. Теперь по прошествии многих лет я хорошо понимаю, какими важными были для меня эти годы. Именно здесь были заложены основы моего мировоззрения, фундамент образования, начала формироваться система ценностей, которые стали мне ориентиром в жизни. Это был процесс создания личности, и сейчас, я с благодарностью вспоминаю эти годы, считая, что они во многом способствовали воспитанию во мне положительных черт характера. Другой вопрос, как я распорядился, в последствии, этим капиталом. Но школа здесь, уже не при чем. И, кроме слов благодарности учителям и всему коллективу школы, за их нелегкий труд, у меня ничего нет. Учеба в школе меня не напрягала, учился легко, а начиная с шестого класса на занятия ходил вообще без портфеля, имея при себе лишь дневник и тетради, которые засовывал под брюки и сверху закрывал вельветкой. Уроки не пропускал, любимые предметы: физика, математика, литература, трудно воспринимал химию, в общем был обычным школьником, подростком. Особо близких друзей в школе не имел, был, сам по себе. Из учителей запомнилась Валентина Николаевна Морозова, преподавательница литературы, она как- то особенно интересно вела уроки. Правда, именно по литературе я учился не очень хорошо, в дневнике попеременно были пятерки и колы, именно колы, а не двойки. Ох и доставал, видимо я, любезнейшую Валентину Николаевну, прости меня, Господи. Математику у нас вел замечательнейший. очень интересный препод. На вид простецкий, деревенский мужичок, с вечно спадающими брюками, которые он, стоя у доски, с мелом в руках, смешно поддергивал двумя руками вверх. Звали мы его: титясь, примерно так он выговаривал слово: сейчас. Но какой это был преподаватель! Бог зажег в нем не искру, а целый костер распалил. К сожалению ни имени, ни фамилии его не помню.
Школа в период нашего детства является очень важным инструментом воспитания подрастающего поколения, но не меньшее, а может и большее значение имеет и семья. Недаром, даже коммунисты признавали, что семья, это основная ячейка общества. Моя семья состояла из двух человек: я и моя мама. Моя мама как могла холила и лелеяла меня, ее любовь ко мне не имела предела: я для нее был смыслом жизни, по моему даже более, если только такое возможно. Однако большая часть жизни для меня была сосредоточена в моей милой деревне, в обществе деревенской детворы. Именно здесь ощущал я себя подростком, именно здесь я начал взрослеть, а не в окружении школьных друзей, как это часто бывает у живущих в городе ребят. Напомню, заканчивались пятидесятые годы, страна вставала с колен, начиналась оттепель, моим сверстникам в крупных городах и столицах открывался мир, а в нашей деревне лишь вчера провели электричество, наконец- то, загорелась лампочка Ильича. Помните? Дедушка Ленин обещал. Деревня варилась в собственном соку, жила своей патриархальной жизнью. Взрослая молодежь, почти все работали в колхозе, потому что не имели возможности уехать в город. Они были крепостными крестьянами в своих колхозах и, как любые рабы не имели паспортов, а значит и возможности передвижения в своей стране. Вырваться из этого рабства могли ребята, которые после службы в армии, вербовались по оргнабору или по комсомольским путевкам уезжали на всесоюзные стройки. И там уже получали паспорта, становясь, тем самым, нормальными гражданами своего государства, свободными людьми. Были еще и другие способы бегства из колхоза: выйти замуж за городского, поступить в институт, наконец. Но это, скорее из области фантазии, чем из реальной жизни.
Благодаря такой заботе государства о сынах своих, в деревнях, опустошенных вой- ной, молодежь все таки была. Хорошо помню, как взрослые ребята и девушки, по вече- рам собравшись в круг под двумя громадными тополями, около нашей школы, задорно, с частушками и припевками, лихо плясали барыню и сербирьянку, которые наяривал гармонист. После танцев, они, взявшись под руки, широким веером шли по улицам деревни и пели песни под аккомпанемент все той же гармони. Теперь я знаю, это было последнее деревенское поколение молодежи, которая еще знала и соблюдала традиции
старинного уклада жизни. Наше поколение, следующее за ними, хотя и жили вместе со своей деревней, видели все это своими глазами, тем не менее, уже не соблюдали эти традиции У нас был другой, свой мир, свои дела и увлечения. Пришедшее к нам электричество, принесло с собой новую жизнь. В некоторых домах появились радиоприемники и радиолы, заменившие трофейные патефоны, привезенные уцелевшими солдатами, с войны. Из открытых окон зазвучала новая музыка, передаваемая по радио, записанная на грампластинках, гармошка и патефон получили отставку. Несколько позже, но довольно быстро, появился главный монстр: телевизор и от патриархальности нашей деревни не осталось и следа. Конечно, все это произошло не в одно мгновение, прошло какое то время, но процесс был запущен. Наши интересы существенно отличались от интересов предыдущего поколения. Внешне все так же, как и прежде: летом купались и рыбачили, осенью играли в войну, зимой, естественно, коньки и лыжи. Но изменилось главное, мы перестали вариться в собственном соку. Наша деревня стала частью огромной страны, которая приняла нас в свои объятия, пригласила и познакомила нас со своей многонациональной культурой, в которую мы охотно погрузились. Конечно, мы не стали в одночасье городскими, лишь почувствовали свою деревенскую ущербность. Но, когда полетел первый спутник мы, как и большинство советских людей, вечерами искали в небе движущуюся звездочку. Вместе с тем нужно все таки признать: городские сверстники были более разбитными, шустрее и наглее нас. Но не только это, они больше знали о жизни в мире. Говоря современным языком: они были более информированные. Из города к нам в деревню на летние каникулы приезжали ребята, сыновья уехавших в свое время односельчан. Они рассказывали нам о городской жизни много интересного. От них я впервые услышал, еще не зная, что это такое, новые слова: стиляга, рок-н-ролл. Они отдыхали в пионерских лагерях, а из наших, деревенских, ни кто даже и не знал, что это такое. Не помню точно, но мне кажется, примерно в те времена партия провозгласила лозунг о сближении города и деревни. Как всегда эти лозунги были пустой болтовней, несмотря на относительный технический прогресс, наша деревня так и оставалась деревней.
Зимой она погружалась в дремоту. Жизнь шла по накатанному сценарию: дом, школа, улица. О существовании катков с чистым льдом мы даже не догадывались, катались по дороге, цепляясь металлическими крючками за проезжающие мимо машины и кошевки. Здесь хочу пояснить: кошевками у нас звали легкие повозки запряженные одной или двумя лошадьми, в которых ездили деревенские начальники по своим делам. Чистый лед мы ловили лишь в начале зимы, когда водная гладь покрывалась замерзающим льдом. Но период этот был недолог, лед быстро заносило снегом. На лыжах катались с горок, устраиваемых нами, на склонах нашей речушки. С наступлением зимы, моими заботами становились проблемы с приобретением, так сказать, спортинвентаря. С коньками было просто, это ведь были не коньки, как мы их знаем сейчас, а всего лишь лезвия, которые ремнями привязывались к валенкам. Ремни были сыромятные, из свиной кожи, они были очень удобны для этой цели и мы, с помощью специальных, коротеньких палочек намертво крепили эти лезвия. С лыжами все сложнее, хотя они были также без ботинок, на, так называемом, полумягком креплении и одевались на валенки, но стоили слишком дорого для нашего семейного бюджета. Правда на рынке продавались самодельные, березовые и дубовые лыжи, и мы катались на них, Но моей мечтой были лыжи фабричные. Они такие красивые: узкие, длинные, крашеные, да еще и с надписью: ЗАРЯ. Вот это лыжи! Но цена? Аж, пятьдесят рублей. Таких деньжищ, мама дать мне не могла. Взамен она предложила заработать. Сделать это было достаточно просто. Мы с мамой около дома имели огород размером в шесть соток. Естественно сажали картошку. Ох, как я не любил его копать и собирать урожай. Но все таки приходилось это делать. И вот картошка пригодилась: на рынке, в городе, она стоила шестнадцать, восемнадцать рулей за пуд. Достаточно продать три пуда и вот они лыжи. Сказано, сделано. Мне выделяется соответствующее количество товара, пустой мешок с двумя завязками и вперед. Полтора пуда, то есть двадцать четыре килограмма, сущий пустяк, если ты сыт, ухожен, находишься в фитнесклубе или тренажерном зале. И, совсем другое дело, если ты доходяга, шкет тринадцати лет и нести эти килограммы надо в мешке, на перевес через плечо, два с половиной километра на пригородный поезд, затем километр до рынка в городе. Небо становится с овчинку, очень хорошо помню. Несмотря ни на что, осилил я этот бизнес и купил лыжи. Радости и гордости не было предела, в нашей компании таких лыж не было ни у кого, даже большие ребята одобрительно похлопывали по плечу. Но счастье скоротечно, через пару недель сломал одну лыжу. Конечно, отремонтировал, но это было уже не то, Не помню в деталях, как развивались дальше события, в памяти остались лишь дни, когда я рассекал на новеньких, таких, незабываемо, красивых, лыжах. До сих пор это для меня, только одна- единственная детская мечта, которая сбылась.
А вот другая мечта из детства, увы так и осталась неосуществленной. Велосипед, моя несбывшаяся мечта. Не очень представляю, о чем мечтают современные подростки, но в те времена велосипед для мальчишки был главнее всего, все меркло перед ним. О приобретении его, маму я даже и не просил, знал цену вопроса. Самое интересное, что став взрослым человеком, при первой возможности, купил автомобиль, сменив их, с тех пор, довольно много, а вот велосипед купить, до сих пор не удосужился. Как часто, в суете жизни, мы забываем не только детские мечты, как таковые, но, мне кажется, забываем и само детство. А зря. Что может быть прекраснее нашего детства, пусть даже было оно трудным, с материальной точки зрения? Особенно дороги моей памяти, именно эти четыре года, о которых веду рассказ. И дороги они, прежде всего тем, что окружающий мир и люди, главное люди, конечно, щедро делились со мной всем что имели. Время было такое, доброе и существенно добрее были люди. Спасибо судьбе, что сумел впитать, хоть и не в полной мере, конечно, эту человеческую доброту.
Рассказ об этих годах будет не полным, если не поведаю об интимном. Думаю все прошли через нечто подобное. Но, уверен, у каждого это было по своему, поэтому рискну о себе. Началось все весной в шестом классе. У наших девочек из класса, под платьем на груди, начали выделятся бугорки, девчонки все больше становились похожими на взрослых девушек и, это обстоятельство, не могло оставаться незамеченным. Начавшиеся каникулы, отвлекли меня от девочек из нашего класса, окунули с головой в деревенскую жизнь. К моему удивлению, подобные изменения я обнаружил и у наших деревенских девочек. Началось лето и наши игры стали совсем другие, мы теперь все чаще играли вместе с девчонками, хотя прошлым летом нам и в голову подобное не могло придти. Теперь после подвижных игр мы расходились по домам, что бы перехватить на бегу ужин, одеть что-нибудь потеплее и вновь собирались вместе. Рассевшись тесной стайкой на бревнах, около одного из домов, с заходом солнца начинали наши ежевечерние посиделки. До первых петухов не расходились, вначале играли в разные считалочки и другие игры, затем начинались рассказы. Рассказывали сказки и страшные волшебные истории, чем страшнее, тем лучше. И вот, на этих- то посиделках я, можно сказать, впервые познал женщину. Нет, ни о какой вульгарной физической близости речь даже не может идти. Это были первые прикосновения к девичьему телу, которые буквально обжигают и сладкая дрожь молнией пронзает все тело. Это были первые, невинные попытки обнять девочку и если девочка тебя не отталкивала, сердце твое, буквально вырывалось из груди. Разве такое можно забыть. Господи, даже сейчас, через пятьдесят лет, давление поднялось и голова закружилась.
Вспоминая сейчас об этих, первых прикосновениях, понимаю, что при всей их невинности и целомудрии, именно они заложили первый, самый ценный опыт общения с женщиной, который сопровождал и охранял меня во взрослой жизни. Именно он, этот
опыт, заложил в мою душу тот божественный трепет, перед созданием по имени женщина, который до сих пор, иногда еще, к счастью, посещает меня.
Четыре года, как колесница с четверкой лошадей, вихрем пронесли меня по подростковому периоду жизни и мне, как настоящему римскому воину, оставалось лишь пожинать результаты. Жизнь показала, на трудности детского периода обижаться грех, трудности и лишения пошли на пользу, в сердце осталась глубокая благодарность людям, с которыми свела меня тогда судьба. В четырнадцать с половиной лет, окончив восемь классов, я был уже юношей, настоящим патриотом своей Родины. Я сознавал, что нужен ей, готов был бороться за счастье людей во всем мире и служить ей до конца, до последней капли крови.
Никль
Сообщения: 9
Зарегистрирован: 07 май 2010, 11:56

Re: Есть только миг.... Называется жизнь (продолж.)

Сообщение Никль »

Трудное у вас конечно было детство, ничего не скажу. У меня думаю было полегче куда... Ну так.., Говорят каждый человек способен написать одну интересную вещь в своей жизни - описать свое детство, возможно это так...
yurshmel
Сообщения: 21
Зарегистрирован: 15 апр 2010, 11:58

Есть только миг.... Называется жизнь. (продолж.)

Сообщение yurshmel »

Крым, пески….



Я окончил восьмой класс, впереди каникулы. Мама по-прежнему работала на железной дороге и, хотя, жизнь все еще была бедной и трудной, молодость брала свое, поводов для уныния не было. Осенью мне исполнится пятнадцать лет. Я уже почти взрослый, мама весной купила мне настоящие, новые магазинные брюки, а к ним еще и плащ. Радости и гордости не было предела. Действительно, жизнь прекрасна! И живу я в самой лучшей в мире стране, которую беззаветно люблю и готов жизнь за нее отдать. Тем более, отовсюду только и слышишь об успехах и прекрасных перспективах в деле строительства коммунизма. Перед самыми каникулами повсюду обсуждали громкую весть: наши прославленные военные неусыпно стерегущие наш мирный труд, наш покой, сбили ракетой американского летчика- шпиона Пауэрса. Взрыв патриотизма, радость и ликование охватили всех: получили по сусалам, проклятые буржуи! Ишь, чего удумали, летать и шпионить в нашем небе! Партия и правительство неустанно борются за мир во всем мире, мы хорошо это знаем, наша любимая страна: оплот счастливого детства, светлый пример всему миру. И мы, пионеры, всегда будем верными сынами своей Родины, в любой момент, готовые пожертвовать даже собой, ради счастья на земле. И это не просто слова на ветер, это были наши убеждения, так нас воспитывали.
Я не поленился, нашел и посмотрел, о чем писала наша главная газета « Правда» в 1960 году. Выбрал номер наугад, подвернулся за 1 июня, привожу список статей, заметок и фотографий, размещенных в газете: крупными буквами на всю полосу фраза: «Солнечный мир - детям всех народов!»; «Международный день защиты детей» – окончание статьи из предыдущего номера; «Социализм несет счастье» – заметка; «Сто пятнадцать ребят» - заметка; «Радостное, счастливое детство китайских ребят» – фото; «Ленинский значок» – фотоэтюд; «Родина лелеет» – заметка; «Драгоценный подарок» – заметка; «Во имя тех, кто растет» –статья; «Детство без радости» – заметка; «Там, где царит закон голода» – фото. Комментарии, думаю излишни. И вся эта пропагандистская лавина помещена в газете, которую обязаны были, хотя бы просматривать, все кто был на виду и хотел сделать карьеру. А я ведь продемонстрировал только одну страницу. Материалы, публикуемые в газете, служили основой, ориентиром для огромной армии пропагандистов, которые вдалбливали в наши головы, какое у нас счастливое детство. Учтите, что специально для пионеров и пионерских функционеров издавалась газета – «Пионерская правда», масса других периодических изданий, материалов и инструкций, снимались кинофильмы и так далее, и тому подобное, всего не перечесть. Под таким информационным прессом, мы, волей неволей, верили, во всяком случае, это я могу сказать про себя, верил совершенно искренне, можно сказать свято, истово верил, в идеи коммунизма, в светлое будущее всего человечества. И мне ничуть не стыдно в этом признаться сейчас, когда я столько увидел, столько узнал. Более того, даже теперь, зная об оборотной стороне советской действительности, с грустью вспоминаю о том времени, когда мы жили хоть и не богато, но в нашей жизни был смысл. Этот смысл прекрасно сформулировал один из идолов моего времени, герой романа « Как закалялась сталь», Павка Корчагин: « Жизнь надо прожить так, чтобы не было мучительно больно за бесцельно прожитые годы!» Кому интересно, может ознакомиться подробнее, взяв в руки первоисточник. Да, мы были такими, и времена были такими. «Если где то стреляют в людей, то каждая пуля попадает в мое сердце»--сказал поэт, интернационалист и наш современник, Эдуардас Межелайтис. Да, нас учили интернационализму, учили быть неравнодушными к людскому горю. И это, я считаю, прекрасно! Нынешним властям не помешало бы поучится такому подходу к воспитанию молодежи.
Но вернемся к теме. Моя мама родилась в большой семье, семеро детей по лавкам.
К тому времени, о котором я веду речь, в доме, который своими руками построил мой дед, жили мы с ней вдвоем. Все, оставшиеся в живых родственники, волею судьбы оказались далеко от родных мест. Кто то погиб на фронтах, кто то пропал бесследно в годы лихолетья, а некоторые были живы и, слава Богу, здравы. Старший брат мамы и две ее сестры жили в Крыму. Этот далекий край, мама называла: « Крым, пески, туманны горы, где сорок лет масленица бывает». Особенно близкие отношения у нас были с одной из маминых сестер: тетей Надей. Наши родственники постоянно приглашали нас с мамой переехать к ним на постоянное жительство, но она была тверда: нет, не поеду. Почему она так поступала, я не знаю. Родственникам ни чего не оставалось, кроме как писать письма, да время от времени посылать нам посылки с дивными яблоками, конфетами да сухофруктами. И вот однажды, они нашли мудрое решение: списавшись, решили, что поеду я один, хватит дескать в деревне, пора и в городской школе поучиться. Инициатива исходила от тети Нади, она всех больше переживала за мое будущее, именно она и настояла на моем отъезде к ним. Как ни странно, решение они исполнили и оказией, со знакомой женщиной, которая ехала туда отдыхать, мама отправила меня в Ялту.
Впервые мне довелось садится на поезд дальнего следования и, даже ехать на нем. Поэтому в первый момент, был переполнен впечатлениями, именно от самого поезда, от вагона с пассажирами, от обстановки внутри вагона. Наш поезд был прекрасен, впереди паровоз, самый лучший в то время паровоз, серии Л, а толк в них я знал, как ни как, почти каждый день на станции ошивался. Паровозы этой серии считались у нас, ребятишек, самыми красивыми, быстрыми, одним словом, лучшими. Внутри вагона был порядок и чистота. люди сидели свободно, на определенных местах, на большинстве полок постланы постели с простынями и одеялами, на некоторых лежали люди и, даже спали. Нам с моей провожатой тоже определили места, а так как остановка на станции была короткой, поезд, дав гудок, сразу тронулся в дальний путь. Мама, конечно, провожала меня, наверно были слезы и прощальные махания платочком, но я этого не помню, был весь в напряжении от предстоящих встреч с неизвестным. Наш поезд был проходящим и шел он из Сибири, сели мы в него не на нашей станции, а в Зеленом Доле – станции города, в котором я родился. Почти сразу после начала движения, мы должны были по пересекать Волгу по знаменитому красному мосту. Прошло несколько минут, показались волжские просторы и мы вьехали на мост через нашу великую реку, нашу гордость. Многие из пассажиров видели ее первый раз, начали охать и ахать и я, тогда понял, в каком замечательном месте живу. Нашу станцию Свияжск мы проехали без остановки. При выезде со станции с левой стороны в вагонном окне, в отдалении, мелькнула моя милая деревня, сердце мое сжалось. Думаю, я пустил и слезу, сейчас уж и не помню. Машинист после станции, как и положено, поддал пару, паровоз длинно загудел и поезд резко стал набирать ход. Промелькнули деревянные строения приемной базы «Заготзерно», мы въехали в лесополосу и деревня исчезла, осталась за деревьями, осталась вместе с моим детством. Впереди меня ждала новая жизнь.
Утром, проснувшись, я стал ждать, что скоро будет Москва. За окном вагона проплывал обычный, знакомый с детства пейзаж. Обратил внимание на огороды с посаженой картошкой, здесь она уже зацветала, а у нас в деревне еще только начинала набирать цвет. Эта разница воочию продемонстрировала, как далеко мы уехали за ночь. Как ни странно, грусти или тоски я уже не испытывал, было только любопытно, что там впереди. Деревню свою, конечно, вспоминал, но как то так без грусти. Как приехали в Москву, как уехали, помню смутно. Метро не удивило, я читал про знаменитую лестницу – чудесницу, поэтому к встрече с ней был готов. Помню, поразила лишь толчея, и при входе в метро и при посадке в поезд. Очень быстро мы приехали на курский вокзал. Моя тетенька поставила меня охранять багаж и пошла компостировать билеты. Что это такое я не знал, стоял поодаль, охраняя ее чемодан. Затем мы поехали на ВДНХ СССР, На выставке, помню, она купила шашлык, я такого ни когда не видел. Попробовал, очень понравилось, съел не заметив. Ни чего другого не запомнилось. Главное впечатление от Москвы: очень много народу и толчея, как, когда то в цирке, в антракте. Во второй половине дня сели в поезд на Симферополь, уже привычно разместились в вагоне. Народ в вагоне был совсем другой, вчерашние пассажиры были какие то озабоченные, на что то жаловались, чего то хотели, здесь совсем другое дело. Люди деловито расположились по местам, достали из багажа еду, в основном курицу, колбасу, хлеб, проводница разнесла по вагону чай и захрустели птичьи косточки, пассажиры вальяжно зачавкали, заговорили о курортах, об отдыхе. И опять я сделал для себя открытие, оказывается еду на курорт, правда, что это такое, не очень понятно, но очень интересно, оказывается там есть пионерский лагерь Артек, уж не туда ли молодой человек(это они про меня) едет? Нет, что Вы, я к родне, жить. Ах, как здорово! Везет же людям.
А за окном опять огороды с картошкой, здесь она уже во всю цветет, вот что значит, на юг едем. Дома тоже другие, у нас деревянные срубы, здесь белые, гладкие, чистенькие такие и сад обязательно, яблоки так и висят, оборвать, видимо, не кому, подсолнухи огромные такие. Богатые края, сразу видно. Поезд на больших станциях стоял по двадцать и даже тридцать минут, пассажиры выходили на перрон, солидные дяди в пижамах и дамы в красивых халатах, зачастую и в шляпах с широкими полями. Они прогуливались по перрону, подходя к ларькам со снедью и напитками, степенно рассматривали товар, покупали и несли в вагон. Такого изобилия и разнообразия я никогда не видел. Денег у меня не было, поэтому каков был товар на вкус, не знаю, но по реакции этих дядей и тетей, думаю, что не плох. В нашем плацкартном вагоне публика была попроще, но и здесь оригиналы попадались. Поезда в те времена ходили на паровозной тяге, даже на южной трассе. Котлы на паровозах топили углем, естественно, из паровозной трубы, вместе с дымом летел пепел, который щедро посыпал вагоны. Ехала с нами одна девушка, молодая и очень красивая, во всяком случае, так мне казалось. У этой девушки были роскошные светлые волосы. Позже я узнал, что таких девушек называют блондинками, но там, в поезде, она была для меня воплощением идеальной красоты, спустившейся к нам смертным, из другого, заоблачного мира. Утром, проснувшись, я услышал горькие причитания этой жительницы неба: кошмар, кошмар, что же я буду теперь делать? Она трогала свои волосы, всячески теребила их и продолжала стенать, причем слово кошмар она произносила на городской манер: каашмар. Много лет прошло с тех пор, а горестные причитания несчастной, я как будто сейчас слышу. Как уж она, бедолага, справилась с этой проблемой не знаю, но до самого Симферополя она не прекращала борьбы с пеплом, набившемся ей в волосы.
Поезд, тем временем, неумолимо ехал на юг по равнине прекрасной Украины. Город Мелитополь, это просто фруктовый рай, здесь впервые попробовал абрикосы, ох, и вкусно! Приближаясь к полуострову, я постоянно дежурил у окна, боялся пропустить Перекоп. Хотелось посмотреть, как в гражданскую войну, Красная Армия штурмом брала его. Увидел, как добывают соль, видел небольшие заливчики, но Сиваш так и не увидел, моря тоже. Увидел, стоящие на краю обрыва, громадные буквы: КРЫМ. Вскоре поезд остановился, на здании вокзала прочитал: Джанкой. Вышел и был сражен воздухом, он был сухой, знойный и пропитан фруктовым ароматом. Этот аромат, эти запахи были мне знакомы, так пахли посылочные ящики с яблоками и сухофруктами, которые нам с мамой иногда присылали с Крыма. Теперь я понял, что приехал в совершенно другой мир, страну где, на самом деле масленица длится по сорок лет, а может быть и вечно.
Еще несколько часов и поезд остановился на вокзале Симферополя, мы вышли и опять окунулись в чарующий воздух, но здесь он был не такой сухой и знойный, а мягкий, к фруктовому аромату добавились запахи, уже знакомого, шашлыка и громадных жареных пирожков, которые назывались чебуреками. Моя провожатая быстро разобралась в привокзальной сутолоке и мы сели в автобус. Автобус был шикарный, я такого ни когда не видел, мотор у него сзади, впереди блестящая буква: Л. Водитель в форменной одежде, такой красивый и невозмутимый, в салоне каждому человеку отдельное место и не просто место, а кресло. Скажи кому в деревне, не поверят, засмеют, скажут: ври больше, так не бывает. Все расселись по местам и наша громадина очень плавно, мне показалось, даже бесшумно, тронулась с места и мы, сделав полукруг по площади, также плавно поехали по городским улицам. Симферополь совсем не походил на города, которые я видел до сих пор, был он каким то домашним, что ли, узенькие, в зелени, улочки, невысокие дома и совсем другие люди. Загорелые, легко одетые и, если не откровенно смеющиеся и радостные, то уж во всяком случае, не унылые, как у нас. Как будто праздник наступает и они идут в гости, еще трезвые. За городом, вдоль дороги, то и дело стали попадаться поселки с уже привычными беленькими домиками и садами с деревьями, увешанными плодами. Впереди стали вырастать горы и постепенно, двигаясь меж ними по долинам и склонам, мы незаметно поднимались все выше и выше. « Лучше гор могут быть, только горы», сказал Владимир Семенович Высоцкий и был прав. Крымские горы, конечно не самые гигантские, в мире есть и побольше, но эти произвели на меня сильнейшее впечатление, сочетанием огромной, неизмеримой мощи и необыкновенной, просто неописуемой красоты. Я любовался этим зрелищем из окна автобуса, не отрываясь ни на миг.
Проехали перевал и, перед нами открылась панорама южнобережного Крыма, все стали искать взглядами море, наконец, после одного из поворотов по автобусу прошелестело: море! Но увидел я его не сразу. Внизу, очень далеко был виден горизонт, но какой то размытый, не ясный. Внимательней приглядевшись, увидел! Долго не мог понять, почему горизонт изогнут в виде дуги, а море находится внутри этой дуги, затем вспомнив уроки географии, внутренне согласился, что все правильно, так и должно быть. Впечатления особого не получил. Думал, будет по-другому, а как это по- другому, не знал. Наш автобус, тем временем, спустился в Алушту, остановка короткая, но я вышел из автобуса и вновь был сражен, теперь уж наповал. Воздух Джанкоя, Симферополя, тут же выветрился из меня. Я буквально захлебнулся от фантастической смеси ароматов неведомых цветов, фруктов, моря, вида окружающих гор, ласкового солнца, красивых, нарядных людей. Забыв о своей деревне, я сел в автобус и с нетерпением ждал, что будет дальше. Но чем ближе мы подъезжали к Ялте, тем сильнее билось сердце, тем больше нарастало беспокойство: как встретят? и как я буду жить в этом, чужом, для меня, раю? Я сейчас даже вспомнить не могу, как мы приехали в город, как добрались до Чайной горки на улицу Сосновая, где жила моя тетя, как ждал на втором этаже прихода ее с работы.
И вот она пришла, обняла меня, завела в квартиру, успокоила, накормила. Она сделала так, что, буквально с первых минут, я понял, что приехал не в гости, а домой. Это была, великая, женщина, моя тетя, моя, фактически, вторая мама, любимая Надеж- да Евграфовна. Вечная, ей память. Уж она, точно в раю.
yurshmel
Сообщения: 21
Зарегистрирован: 15 апр 2010, 11:58

Есть только миг... Называется жизнь. (продолж.)

Сообщение yurshmel »

Надежда Евграфовна.


Мой дед, Евграф, уроженец деревни Протопоповка, Свияжского уезда, работал до революции приказчиком в Казанском Устье (речной порт, по-нашему). Каким образом он попал туда, не знаю. Работал в Казани, но семья жила в родной деревне. Мама, практически ни чего про него не рассказывала, помню только, что мог он, по ее словам, крестится двухпудовой гирей, да еще пиво пил дюжинами, вот и все. Сохранилась фотография, на которой он, с окладистой бородой, в форменном кителе и с цепочкой от часов, хромовых, до глянца начищенных, сапогах, сидит рядом с бабушкой, держащей на коленях маленькую девочку, мою маму. Судя по фотографии, ну просто купец с семьей, да и только. Видимо, умели и тогда пускать пыль в глаза. После революции он плотничал и тем зарабатывал на жизнь. Семья была многодетной, он был отцом семерых детей, но жизнь их разбросала почти всех по разным весям. После окончания Великой Отечественной войны в доме, который он построил своими руками, жили две семьи: я с мамой и мамина сестра, моя тетя, с мужем и двумя дочками. Жили дружно, девочки называли мою маму: мама старенькая, а сама тетя звала ее няней. Она была на двадцать лет моложе моей мамы, которая нянчилась с ней в детстве, Звали мою тетю, Надежда Евграфовна. Работала она на заводе в Зеленодольске, на работу ездила на пригородном поезде. Вот такой дружной компанией мы жили до 1951 года.
И здесь я должен рассказать о тетином муже. Это был очень яркий человек, звали
его Михаил Сергеевич. Боевой офицер, фронтовик, демобилизовался из армии в чине капитана. Статный, высокий, ордена на кителе блестели, как праздник, он и сам выглядел как праздник, как образцовый военный и оставил глубокий след в моей душе. Но, как я сейчас понимаю, он стал типичной жертвой войны, павший не на поле битвы. К сожалению, он не один был такой. На фронте научился воевать, бить врага, а в мирной жизни места найти не мог. Наркомовские сто грамм приучили к выпивке, отучили думать. Ежедневная угроза смерти породила привычку жить одним днем, превратилась в норму поведения. Он не мог спокойно работать на одном месте, конфликтовал с начальниками, с коллегами по работе, одним словом, был неудобным для мирной жизни человеком. Боевые заслуги, законная гордость победителя, сослужили ему плохую службу, он стал попивать и, видимо, крепко. Пагубная страсть все больше овладевала им. В такой ситуации человек должен сделать крутой поворот, резко изменить жизнь, иначе гибель. Дядя Миша, такой выбор сделал. Он решил уехать. Люди, рабочие руки в то время требовались везде, нужно было восстанавливать народное хозяйство, кроме того, целые регионы остались опустошенными, после насильственного выселения с исторических мест проживания, целых народов. Таким же регионом оказался и Крым. Крымских татар выгнали, тогда то умели делать очень лихо. Но кто то же должен растить хлеб, обрабатывать сады, ухаживать за виноградом, развивать курортное дело, а те, которые переселяли людей, умеющих это делать, не умели и не собирались работать. Как всегда обратились к народу, народ откликнулся и поехал в чужие края делать работу, в которой ни черта не смыслил. Фронтовик и лихой артиллерист, в Ялте попал на хлебную должность, стал комендантом микрорайона в городе. Вызвал свою семью, поселились все вместе в отдельной комнате коммунальной квартиры, на том и остановился. Он храбро защищал нашу Родину на поле битвы, но не смог защитить себя в мирной, полной соблазнов, жизни. Потихоньку спивался. Впрочем, ни чего нового в этом нет, обычное дело.
Моя тетя, с двумя детьми на руках, с мужем - пьяницей, в придачу, оказалась один на один с суровой правдой жизни. Но не зря говорится про наших женщин, которые и в горящую избу и коня на скаку. Моя любимая тетушка буквально впряглась в работу, она умела это делать, работать с полной отдачей. Одела, обула девочек, отдала в школу, как могла поддерживала своего мужа и жизнь наладилась. Да и как она могла не наладится у такой женщины, как Надежда Евграфовна. Не комсомолка, а просто красавица, даже не спортсменка, а просто веселая, жизнерадостная молодая женщина. Любое дело спорилось в ее руках, любая работа была ей по плечу. Это она, еще молодой девушкой, пошла на завод, работала в три смены, не роптала на трудности, а как могла приближала Победу. Наградой было блестящее, по любви, замужество. Жених, на зависть всем, над головой мирное небо и целая жизнь впереди. Ну кто мог подумать, что все так сложится. Но она научилась держать удары судьбы, ее жизнеутверждающий оптимизм позволил ей выдержать все испытания, выпавшие на ее долю. Ее дети и внуки могут гордится такой мамой и бабушкой.
Именно она, моя любимая Надежда Евграфовна, сыграла в моей судьбе такую, можно сказать , определяющую роль. Это она уговорила маму отправить меня в Ялту, как будто ей своих забот не хватало. Но такой уж она была. Когда я приехал в Ялту, ласково встретила меня, женским чутьем понимая, что я еще подросток и проделанный путь, отрыв от привычного мира, не может пройти безболезненно. Переезд в две с лишним тысячи километров, сам по себе уже событие, но это был не просто переезд, для меня это был переход из одного мира в совершенно другой. Мне очень трудно было, даже осознать, где же я очутился. Здесь все, абсолютно все, по-другому. Спасибо сестренкам моим двоюродным, они взяли шефство надо мной. Не успел я еще поесть, как они прибежали познакомиться и посмотреть на меня. После их отъезда из деревни прошло не мало, около десяти лет, конечно, они не помнили ни деревни, ни меня. Познакомились. Они оглядели меня с ног до головы, зачем то похихикали, с балкона показали мне Ялту, которая хорошо была видна внизу, окаймленная полукружием гор и пригласили на море купаться. С Чайной горки, на которой теперь было мое жилище, до набережной и городского пляжа, рукой подать, минут десять пешком, Но нам простая дорога не годится, мы пошли прямо через гору, тропой, так ближе. Это был мой первый урок жизни в новом мире. Оказывается тропы в горах, это вам не пыльные равнинные тропинки, здесь даже обувь нужна другая, на скользкой кожаной подошве не погуляешь, скользят на камнях ботиночки.
По дороге к морю увидел много удивительного: просто так, на обочине тропы растут сливовые деревья, а на них сладкие сливки, вот дерево с грецкими орехами, кусты с красивыми и такими душистыми розами, виноград пожалуйста, чудеса да и только. А самое удивительное: здесь растет даже лаврушка, целые кусты. Вскоре сквозь зелень заблестела вода, и нам во всей красе открылось море. Подошли к берегу и, первое недоумение, весь пляж покрыт камешками, галькой. а у нас на речке песок. Снял ботинки, брюки и вот вам красавец в черных семейных трусах и кепкой на голове. До сих пор не понимаю, как хватило такта у моих милых сестренок, они не убежали от меня со стыда. Младшая, Тамара подошла и деликатно сказала, что фуражку нужно снять и больше не одевать, а для купания необходимы плавки. Это был второй урок. С трудом, преодолев галечный берег, зашел по колено в воду и неожиданно на губы попали брызги воды, инстинктивно отпрянув, сплюнул, вода оказалась соленой. Я знал, конечно, что вода в море соленая, но как- то не думал, что до такой степени, для меня это был настоящий шок. Так началась моя жизнь в Ялте.
Оставшуюся часть лета провел, как и все ялтинские мальчишки, на море. В сентябре пошел в школу, в девятый класс. Школа, находилась в центре города в добротном здании. Во дворе щколы расположились спортивная площадка и учебная мастерская - гараж. Познакомился с учениками своего класса, приняли неплохо, но с их стороны, я чувствовал, некоторое превосходство. Ребята обращались со мной как с младшим братом, девчонки смотрели с любопытством и хихикали меж собой. Причины, конечно же, были конкретные, ростом, например, я оказался, чуть ли не в самом конце шеренги, мои одноклассники выглядели настоящими парнями, а девчонки взрослыми девушками. Но главным отличием были мои деревенские манеры и не ялтинский акцент. И это еще мягко сказано. В течении нескольких месяцев меня не вызывали к доске, потому что мой волжский говорок вызывал гомерический хохот в классе и даже улыбку учителей. Говорить по-ялтински я все-таки, постепенно, научился, учеба пошла нормально. С другой проблемой оказалось посложнее. Круг моих интересов существенно отличался от интересов, которые занимали моих одноклассников. В их разговорах присутствовали лишь две темы: женщины и американские автомобили. Надо ли говорить, что об американских автомобилях я не имел ни малейшего представления, в прежней школе такой темы не существовало. А здесь: альбомы с фотографиями шикарных, новейших авто, а около гостиницы Ореанда, их можно увидеть живьем и даже, тайком, очень осторожно, потрогать. С тех пор, кстати, у меня в душе осталась платоническая любовь и тайная ностальгия к шедеврам американского автопрома, конца пятидесятых. Сказать, что вторая тема меня не волновала, значит нагло врать. Волновала, конечно. Еще как волновала. Но говорить об этом вслух я не был готов. А они говорили об этом цинично, открыто, как взрослые мужчины и моя пуританская натура пасовала. Я стеснялся даже думать про себя таким образом. В моих мечтах женщина была, прежде всего, предмет для восхищения, для любования прекрасным, источником материнского, домашнего тепла. Да и слово то такое: женщина, для меня было, практически, не знакомо. Женщина была для меня скорее всего мамой или просто какой то взрослой тетей. Одноклассники же говорили о женщине, как о сексуальном объекте. При этом должен отметить одну особенность: так говорили лишь о женщинах, которые приезжали на отдых в этот благодатный край, о девочках из класса или со своего двора, таких разговоров не было. Вообще они делили людей на две категории: отдыхающие и местные. Именно эти отдыхающие женщины и были объектом юношеского вожделения. Они были и счастьем и проклятьем курортного города. Они давали работу жителям города, можно сказать, кормили их, но они же и портили, развращали их. Там, откуда я приехал, невозможно даже помыслить о такой фривольности в поведении. Здесь, на курорте, в них словно бес вселялся, поневоле забудешь, что женщину можно и нужно воспринимать: « как, гений чистой красоты». Именно в Ялте в меня попала первая порция ядовитого зелья, которое постепенно губит нашу душу, ломает нашу жизнь, заставляя нарушать одну из главных заповедей: НЕ ПРЕЛЮБОДЕЙСТВУЙ! С другой стороны, это как в притче о сеятеле, все дело в том, куда попадет зерно. В моем случае, зелье, видимо, попало не на камни, а на благодатную почву, что уж тут греха таить.
Зимой в Ялте тихо и уютно. Только штормовая погода на море иногда нарушает эту идиллию. В те времена еще не построили нижнюю набережную и гигантские волны обрушивались на каменное подножие с пушечным грохотом, а брызги мощным потоком вылетали на набережную. Они доставали даже памятник И.В.Сталину, который в то время еще стоял там. Очень любил я море в такую погоду, это было своеобразным развлечением. Тихую пору, которую и зимой то нельзя назвать, нарушили два события: в январе выпал снег и держался три дня, это был праздник для всех жителей, и в январе же началась денежная реформа. У меня денег не было по определению, но все равно интересно: новые, такие маленькие, купюры, новые цены. Событие немного разнообразило сонную атмосферу. Даже песенку: «Зиганшин-буги, Зиганшин-рок, Зиганшин ест второй сапог», как-то подзабыли. Незаметно пришла весна, Ялта, с каждым днем все больше стала утопать в цветах. В школе у меня было все нормально, только с литературой опять не ладилось, вновь то двойка, то пятерка, слава богу, колы, как раньше, здесь не ставили. В тот памятный день, я получил очередную двойку и в расстройстве сбежал с уроков. Вышел в город, пошел на набережную, к морю. Море я очень любил и всегда старался придти к нему. Не помню и точно не могу сказать, как все началось, но город, буквально в мгновение ока, наполнился ошеломительной новостью: « В космосе человек, наш человек, Юрий Гагарин!» Быстрее ветра, забыв обо всем, я помчался домой, включил телевизор и смотрел, и смотрел сообщение о полете. Гордость за Родину была неимоверной, тем более космонавт мой тезка. До сих пор это самое яркое впечатление моей юности, полагаю и для многих других людей моего поколения. Даже полное солнечное затмение, которое довелось увидеть в Ялте, не произвело такого впечатления.
Учебный год подходил к концу, я полностью освоился в классе, окреп физически, в шеренге был уже далеко не последним, подрос существенно. Полученные, в Ялте уроки сделали меня другим человеком, я повзрослел. Кстати, здесь меня приняли в комсомол, и я очень гордился этим обстоятельством, это тоже делало меня, в моих глазах, взрослее. Мой ангел-хранитель, моя тетушка, Надежда Евграфовна разговаривала со мной уже, как со взрослым человеком. С ней мы обсуждали мои перспективы на будущее. Мне шел шестнадцатый год, приближалось время получать паспорт. Дома меня ждет мама, она уже в возрасте, собирается хлопотать пенсию. Я могу, конечно, остаться в Ялте учится в десятом, но что дальше? Она же видит, как влияет на меня здешняя обстановка, знает к чему приходят здешние выпускники школ. Шофера, официанты и, прости господи, альфонсы, вот для них прямая дорога, лишь только единицы поступают в институты. Мне такой судьбы она не хочет. Я и сам чувствовал происходящие во мне перемены. Из скромного деревенского мальчишки превратился в юношу, который уже хотел одеваться по моде, хотел иметь успех у шикарных женщин, в тайне начал мечтать о красивой жизни. Все это «подарила» мне Ялта, школьные мои товарищи, масленица в сорок лет, вечный праздник, который окружал нас. Спасибо моим предыдущим воспитателям, за то, что они, в свое время, привили мне фундаментальные, вечные понятия о добре и зле. Я согласился со своей тетушкой, которая практически становилась мне второй мамой. Пока не поздно, нужно возвращаться. И ровно через год после моего отъезда, в середине лета, я вернулся в свою деревню, к моей дорогой маме.
yurshmel
Сообщения: 21
Зарегистрирован: 15 апр 2010, 11:58

Есть только миг... Называется жизнь. (продолж.)

Сообщение yurshmel »

Деревня.



Родился я в городе Зеленодольск, но вырос в деревне. Деревня называется Протопоповка, кто и почему дал такое название, не знаю, в ней даже церкви не было. Луга, разливы Волги, лес, местная речка Секерка, неподалеку железнодорожная станция, около сотни домов, вот и все, что собой представляет моя малая родина. Себя я начал осознавать, как мне кажется, лет, примерно, с трех. Как в тумане помнится: утро, светит солнце, я выхожу из дома и с крыльца сикаю на землю. И так мне хорошо и радостно, потому что рядом в доме мама и впереди целый день, целая жизнь. Босоногое дошкольное детство промелькнуло незаметно. Но в памяти остался один эпизод: в конце зимы, а вернее ранней весной 1952 года, то есть в год, когда я должен был идти в школу, мы с мамой провожали на поезд тетю Надю и моих двоюродных сестренок. Они уезжали в далекий, неведомый мне, Крым. Осенью туда уехал дядя Миша, муж тети Нади, а вот теперь поехали они. Вернулись мы с мамой после проводов со станции, в наш опустевший дом, а он как будто осиротел. Остались мы с мамой одни-одинешеньки, мама плакала.
Дальше была школа. В деревне, начальная, с первого по четвертый класс, затем, средняя, на станции Свияжск, где я проучился с пятого по восьмой класс и, неожиданно, в девятом классе, я оказался в Ялте. В 1961 году, после года учебы в этом чудесном городе, я вновь возвращался в свою, родную деревню. Она стояла, конечно, на прежнем месте, почти не изменилась, только дома стали как будто меньше, одряхлели немножко. Правда, мост через речку построили новый, железобетонный, в прошлом году был деревянный, который постоянно разрушало половодье. Встречные односельчане с любопытством и удивлением смотрели на меня и, отвечая на мое приветствие, некоторые переспрашивали: «Это ты, Юра? Смотри ка, как вырос, совсем большой стал» и, качая головой, шли дальше по своим делам. Сарафанное радио быстро разнесло весть о моем приезде и через короткое время, мои деревенские друзья сидели в нашем доме. Они, конечно, подросли, но почти не изменились, главное, как вскоре я понял, круг их интересов, практически не изменился, оставался прежним. С первых же минут общения стало понятно, что я для них оказался пришельцем из другого мира. Мои рассказы о том, где я был, они просто не понимали и мне стало не интересно с ними. Но все-таки это друзья моего детства и я хотел их увидеть, рассказать и показать им, что сам увидел, что узнал, поэтому с гордостью вынул из дорожной сумки, главное сокровище: ласты, маску и трубку. Ничего такого они, конечно, не видели. Всей гурьбой мы отправились на речку, купаться. Но, лучше бы я туда не ходил. Наша речка, моя милая реченька, оказывается, она имеет такой жалкий вид. Язык не поворачивался назвать ее лужей, но, простите, что же это такое? Максимальная глубина около трех метров, ширина не более десяти. А я ведь научился ловить рапанов с глубины десять – двенадцать метров, даже без маски и трубки и что здесь делать в снаряжении, которое привез с собой? Вода мутная, простора нет. Не помню, но надеюсь, что хватило ума, не очень показать свое глубокое разочарование. Песчаным берегом пошел к воде, под ногами началось илистое дно, оказывается галька то на морском берегу, лучше этой каши, Окунулся в воду, а она не соленая, противная такая. Окончательно расстроившись, отдал я ребятам свое морское снаряжение, зачем оно мне, купаться здесь все равно не смогу.
Разочарованию моему не было предела. Год, проведенный в Ялте, не прошел бесследно. Вырос я из своей деревни. Единственно, что меня теперь интересовало, это деревенские девчонки. Мне очень любопытно, как они встретят меня, ведь целый год минул. Наступил вечер, как и год назад, по- прежнему, все собирались на бревнах. Девчонки подросли, выглядели очень привлекательно, одеты правда никак, но это даже лучше, легче будет общаться. С первого вечера я стал вести себя, как светский лев, на девочек смотрел через призму полученного опыта. Но, то ли опыт был маловат, то ли девчонки не те, не склеивалось у меня ни чего, на любовном фронте. Девчонки не противились, когда я их ласково обнимал и прижимался, как можно теснее к их телам. Смелости на большее не хватало. Но интуитивно я понимал, что это не курортницы, а обычные девчонки, которые ни какого ухарства и наглости не допустят. Они все девственно чисты, в отличии от тех похотливых барышень, которых я видел там, в Ялте и по ошибке чуть не посчитал, что все такие. Оказывается далеко не так, наши деревенские простушки дадут фору этим фифам, с курортных пляжей, в части порядочности и чистоты отношений.
В сентябре мне исполняется шестнадцать лет, мы с мамой решили, что я пойду
работать, мама уже не в силах содержать меня. Оставшийся до работы месяц, я пытаюсь вести взрослую жизнь. День рождения у одного из ребят и мы впервые пробуем спиртное. Выпив водки, прихожу домой пьяным. Мама в шоке. Ты что, хочешь стать как и твой отец, пьяницей? Мне стыдно, не знаю что сказать, мама укладывает меня в постель. Утром слушал лекцию о вреде алкоголя. Наконец, наступает мой день рождения, ни какой гулянки, на следующий день иду в райисполком, он в Кайбицах, пятнадцать километров пешком. На следующей неделе получаю на руки взрослый документ. Едем с мамой в Зеленодольск устраиваться на работу. Решили, что буду столяром. Профессиональная подготовка в те годы была на высоте, в том же Зеленодольске работали два ремесленных училища, школы ФЗО, они готовили прекрасных молодых специалистов рабочих профессий. Но я не хотел там учиться, мечтал закончить десять классов и поступить в институт. На заводе я мог получить профессию, работая на производстве, и получать при этом деньги. Они очень мне были нужны. С юга я привез мечту о черных брюках, белой батистовой рубашке и черных остроносых корочках. Это была моя голубая мечта.
Подал заявление на Поволжский фанерно-мебельный комбинат, в просторечии его называли Дуней, из-за большого количества молодых женщин, работающих в лущильных цехах комбината. В основном это были девушки из близлежащих деревень. Приняли меня учеником столяра в мебельный цех № 2, началась трудовая жизнь. При комбинате имелось общежитие для рабочих. За полгода до моего трудоустройства, мама поступила в это общежитие на работу в качестве истопника. Ей не хватало трудового стажа для пенсии. Таким образом, мы оказались работниками одного предприятия. Появилась возможность поселится нам обоим в общежитии и уехать из деревни, тем более я категорически не хотел там жить. Мы продали дом и поселились в общежитии, правда, в разных комнатах, она в женской части, я в мужской. Таким образом, мы простились с деревней.
Прошло около пятидесяти лет, погожим утром, я, пенсионер и благополучный житель Казани, в современной электричке поехал на станцию Свияжск. Проделав путь, обратный тому, которым когда то, мальчишкой ехал с классом в цирк, вышел на перрон станции. Приехал, что бы окунутся в свое детство. Решил, что увижу свою милую деревню, хотя еще древние говорили, что нельзя дважды войти в одну и ту же реку. Но я все таки не утерпел, поехал, попытался прикоснуться к детству. В молодости нас старательно воспитывали в духе атеизма, но это не означает, что все мы ныне закоренелые безбожники, нет, просто мы не умеем верить, но в душе, конечно, у каждого, есть место богу. Вот и сейчас, едучи в детство, я, как умел, молил бога, что бы максимально почувствовать прошлое и по возможности увидеть его. Электричка очень быстро доехала до моей станции. Пригородный поезд раньше шел куда как дольше. Вышел на перрон. Раньше поезда встречал и провожал дежурный по станции, в красивой красной фуражке и желтым флажком в руке. Нашу электричку не встречал ни кто. Люди деловито, даже как то слишком быстро вышли из вагонов и не оглядываясь разошлись по разным направлениям. Перрон опустел. Украшением станции был новенький вокзал, построенный к какому то юбилею хорошим человеком, моей знакомой, бизнес-леди, Анной Николаевной. Она занималась строительством, трудным и чисто мужским бизнесом. Он то и сгубил ее, этот бизнес, от «сладкой, буржуйской жизни» она ушла, раньше времени, в мир иной. Пусть земля тебе будет пухом, дорогая Аннушка, а памятником, этот вокзал и жилые многоэтажки, построенные твоей фирмой в Зеленодольске и Казани.
Постояв некоторое время на опустевшем перроне, я попытался вспомнить как выглядела привокзальная территория раньше. К сожалению, на территории станции неизменными остались только рельсовые пути, все остальное поменялось. Вот здесь был буфет, где продавали пиво, я хорошо помню время, когда он работал. Там всегда был народ, люди пили пиво, сдувая пену и посыпая край кружки солью. Когда пиво кончалось, буфетчица приглашала из очереди мужчину. Он молотком выбивал пробку в деревянной бочке, вставлял насос и свежее пиво шло на продажу, причем первая кружка доставалась этому помощнику. За прилавком на стене надпись: «Ждите отстоя, требуйте долива», на противоположной стороне висела большая картина Айвазовского « Девятый вал». А вот здесь, отдельно от других строений, стоял большой, деревянный туалет. А там была чайная и рядом небольшой рынок, чистенькие и нарядные татарочки и чувашки продавали очень вкусный катык, молоко и сметану. Я уж молчу о пирожках с ливером, трудно было придумать что- либо вкуснее. В небольшом сквере стояла беседка, в ней играл духовой оркестр, а на земле, на ровно утоптанной площадке танцевали взрослые. Рядом клуб, в кинозале, которого, на выборах, я однажды весь день, бесплатно смотрел Чапаева. Ничего не осталось, все по - другому. Что ж, жизнь есть жизнь, действительно все меняется. А вот школа цела, стоит на месте, только не белая, а желтенькая какая то, ну да ладно. Вокруг школы заборчик симпатичный, пристрой приличный сделали, не плохо даже смотрится. Удивительно, открыт центральный вход, мы то раньше ходили через боковой. Захожу в здание, здороваюсь с женщиной, сидящей у входа, в ответ: «Здраствуйте, Вы куда? Нельзя, Антитеррористическая акция, вход посторонним воспрещен». Да я, да...! « Извините, нельзя»! Не пустила строгая тетя меня в здание, не довелось мне прогуляться по родной школе, такие времена наступили. Повернулся и пошел знакомой дорожкой в сторону своей деревни. Думаю, вы поверите, но это действительно так: делать первые шаги от школы мне мешали слезы на глазах. С досады в голове шальная мысль: ну хоть дорогу то, по которой ходил в школу, надеюсь еще не взорвали. Смотрю, слава богу, действительно, еще не взорвали. Решил идти по дальней, что бы по всей деревне пройтись. Вот и она, моя милая деревня. Подхожу к первому дому, у ворот мужчина ладит лопату. Здороваюсь, представляюсь и спрашиваю, как зовут и почему, я его не узнаю. В ответ: «А, я купил этот дом пять лет назад, приезжие мы». Прошел я всю деревню из конца в конец. Дом, около которого, мы сидели вечерами на бревнах, хоть и подряхлел, но держится, стоит. Бревен, конечно, нет. И вообще, улицы расположены по прежнему, а выглядят по другому, словно кто то невидимый, прошелся по всей деревне гигантской бороной. От этого некоторые дома пропали со своих мест, а там где был, к примеру, колхозный сад появились новые. Но, главное, пропала атмосфера деревни, как общественного организма, где живут близкие друг другу люди, все знают всех и, извините, про всех. Нынешняя деревня, просто скопление самых разношерстных жилищ и все. Грусно у меня на душе. Но я все же надеюсь, ищу заповедные для моего сердца уголки. Людей на улице немного, это понятно, разгар рабочего дня, все таки. Старательно вглядываюсь в лица людей. Всех, кого увидел, я, конечно,не допрашивал, но ни одного знакомого человека не нашел. Произошла, как говорил, некогда знаменитый Николай Озеров: «Смена состава, в ходе игры». Новые люди, новая жизнь, они все делают по новому, как им удобнее, не интересуясь прошлым, оно им просто не нужно. Часть домов заброшена. Вот стоит скелет дома, нет ни окон, ни дверей, пустыми глазницами смотрит он на людей. А я помню давнюю зимнюю пору и этот дом, он полон нарядными, веселыми гостями. В доме гуляет широкая деревенская свадьба и мы, деревенская мелюзга, смотрим сквозь замершие стекла на гостей, заполнивших дом. Застолье в самом разгаре, все веселы, шумят, кричат «Горько!». Невеста из соседней деревни. Еще засветло на лошадях, запряженных в сани и кошевки, украшенные полотенцами и цветными лентами, приехали гости и привезли приданное невесты. Хозяева, жених с невестой и гости, разгоряченные выпитым, с плясками и песнями заходили в дом, который вместе со всеми тоже радовался и жил, ведь и построили его для жизни. А теперь, только мертвые останки бывшего дома, пугают по вечерам прохожих. Дом, в котором мы с мамой жили все еще стоит, подошел, издалека посмотрел, подойти близко побоялся, хорошо, что хоть стоит, а во дворе кто то копошится. Пошел к речке. Моя незабвенная Секерка, чуть жива, но ручеек еще тихонечко журчит, ну что ж и на том спасибо и то слава богу. К моему большому огорчению, я понял, что деревня стала чужой, она отомстила мне за мой побег сорок восемь лет тому назад и теперь я ей не нужен. Она мне говорит: «Свободен, можешь идти!» Она без меня проживет, но смогу ли я, без нее?
yurshmel
Сообщения: 21
Зарегистрирован: 15 апр 2010, 11:58

Есть только миг.... Называется жизнь. (продолж.)

Сообщение yurshmel »

Завод.




Шестидесятые годы у многих на слуху и «виной» этому явились шестидесятники. Поколение шестидесятников выросло из хрущевской оттепели. К этому поколению причисляют себя, в основном, люди творческих профессий: поэты, художники, музыканты. Действительно, как можно сейчас представить, что молодой человек собирает на свой поэтический вечер гигантский зал во дворце спорта и такие же молодые люди слушают, затаив дыхание стихи, участвуют в импровизированных дискуссиях. Ансамбль «Биттлз» еще не существовал, но советская молодежь была уже «заражена» рок-н-роллом. В изобразительном искусстве прививаются новые слова: модернизм, абстракционизм, кубизм и тому подобное. Устраиваются выставки современного искусства молодых советских художников. В печати идут яростные споры , сатирики, партийные бонзы клеймят позором интеллектуальную молодежь за преклонение перед западной массовой культурой.
До нашей деревни не долетают, даже отголоски этих баталий, мы все настроены на созидательный труд во имя светлого будущего. Завод, как производственная организация, мне был понятен с малых лет. Там когда то трудилась моя мама, там же работала и тетя Надя. Еще, учась в восьмом классе, в школе на станции Свияжск, я работал учеником токаря в механическом цеху, местной меховой фабрики. В средней школе тогда большое внимание уделялось профориентации. Нас обучали рабочим профессиям, причем делали это не для галочки, а по окончании школы выпускникам могли присвоить рабочий разряд. И, если в Свияжской школе я обучался токарному делу, то в Ялте, нас обучали профессии водителя. Мы проходили серьезную практику в автобусном парке, и я до сих знаю, как ремонтируют тормозные колодки автобусов марки ЛАЗ. Считаю такой подход к обучению очень полезным для общества и школьников. Мое поколение не делало круглые глаза при разговоре о заводе, а прекрасно понимали, что это не похороны талантливой индивидуальности, а трудовая путевка в жизнь. И все прекрасно знали, что получившие такую путевку, это люди очень высокой пробы, гораздо более приспособленные к будущему. Подавляющее большинство моих сверстников, после окончания школы, ни чего зазорного не видели в перспективе попасть на производство.
Мой первый рабочий день, на первом в моей жизни настоящем рабочем месте, начинался во второй половине дня, потому что бригада, в которую определили меня, работала во вторую смену. Партия и Правительство СССР, как всегда, неустанно заботясь о благополучии рабочего класса, определили продолжительность рабочего дня в семь часов, правда при одном выходном дне. В субботу, правда, был короткий день, пять часов. Большинство заводов работали в две, а то и три смены, наш завод или Дуня, как звали его в быту, не отставала от общего ритма строительства социализма, фанерное производство работало круглосуточно, мебельное в две смены. В цеху, куда я попал, производили платяные шкафы, в обиходе их называли на старинный лад: шифоньеры. Производство было поточным. Заготовки делали на первом этаже, на втором шла сборка готовых изделий. Меня поставили учеником в бригаду сборки, поручив операцию по зачистке поверхности шкафа, перед лакировкой. Работа не требовала профессиональной подготовки, ширкай по шкафу шкуркой, да и все. Качество работы проверяет ОТК, поглаживая поверхность рукой, для выявления заноз и заусенцев. Поступил я учеником, но учить меня никто не собирался, нужно план выполнять, не до тебя. Учиться приходилось в процессе работы. Должен сразу сказать, что рабочие, а это были специалисты высокой квалификации, относились очень приветливо, охотно показывая секреты мастерства. Эти ребята, действительно были мастерами своего дела, они очень ловко и весело собирали эти шкафы. Через три месяца, так сказать, обучения, полагается сдавать экзамен на рабочий разряд. Для экзамена требовалось изготовить какое- либо изделие, я решил, что это будет рубанок. На заводском затоне нашел кленовый чурбан, высушил и сделал. Конечно, помогли опытные мастера. На экзамене, ответил комиссии на несколько вопросов по технике безопасности, предъявил сделанный рубанок и, готов специалист.
Получив третий разряд, я перешел на самостоятельную работу, мне доверили упаковку готовых шкафов. В моем распоряжении было отдельное помещение для работы и лифт, что бы опускать шкафы со второго этажа, на первый, где я работал. До сих пор храню удостоверение лифтера. Работа не очень напрягала и я много времени проводил в курилке, хотя не курил. В курилку притягивали разговоры взрослых рабочих. Очень жаль, что не догадался записывать. Основными темами были: выпивка и женщины, в бесконечных вариантах. Слушал не отрываясь. Цинизм в устах рассказчиков был беспределен, словно все они были сексуальными гигантами и женщины млели от них без памяти. Пьянка обсуждалась во всех ракурсах, ею похвалялись, как высшим достижением. Получалось так, что трезвый образ жизни, это нечто неприличное и нездоровое, для настоящего работяги. Не знаю как сейчас на заводах, но тогда было так. Могу привести один пример. В цеху работал один столяр, который не состоял в бригаде, а выполнял отдельные заказы на столярные изделия. В основном это были гробы, ведь даже передовые строители коммунизма умирали, как простые люди. Перед праздником седьмое ноября, то есть самым великим праздником, он еще за несколько дней, прямо на работе, днем был пьян. На вопрос, почему пьян на работе, отвечал, что это генеральная репетиция перед праздником. Так он шутил. Пьянство на рабочем месте ему прощали, так как даже в пьяном виде он выполнял полученный заказ. Но хватит о негативном.
Здесь же на работе судьба свела меня с ребятами, моими ровесниками, с которыми я подружился. Костя Кирсанов, Ренат Сакаев, Володя Якимов стали моими друзьями и мы много времени проводили вместе. Видимо, что то нас объединяло. Понятно, мы были ровесниками, но не только это имело значение. Главное, на мой взгляд, совпадал круг наших интересов, наше отношение к жизни. Объединял нас, своим недюжинным обаянием, открытостью и добротой Константин. Он очень хорошо играл в футбол и настольный теннис. Жил в двухэтажных бараках с родителями и старшим братом. Высокий, скромный, по характеру очень спокойный, он был для нашей компании центром притяжения и своеобразной бухтой спокойствия, где каждый мог найти отдохновение от жизненных страстей. Мы все были разные. Например, Ренат Сакаев был, конечно хулиган, но я бы сказал, что хулиган с большим чувством справедливости. Обладая недюжинными способностями в спорте, он был совершенно безобиден для окружающих, но плохо приходилось тому, кто пытался обидеть его. Володя Якимов работал у нас в цеху, токарем по дереву, точил на своем станке круглые ручки-кнопки для шкафов. Работал он виртуозно, красиво. Да и вообще был этаким интеллигентом. Высокий, кудрявый, красивый, да к тому же еще и музыкант, это именно он первым из нас стал слушать зарубежные голоса. Эго интересовала западная музыка. Он первым познакомился с творчеством начинающего, ни кому не знакомого, ансамбля «Биттлз», от него я услышал восторженные отзывы о знаменитом квартете. Вот такая образовалась у нас компания. Наша дружба активно продолжалась три года с небольшим, до призыва в армию. Жили мы, как по расписанию. Летом каждый вечер ходили на, так называемый, брод. В те времена в каждом приличном городе был такой брод, в подражание Бродвею, что в городе Нью-Йорк. Что это такое, мы не знали, думаю, большинство даже не знали, где этот город и что такое Бродвей. В Зеленодольске это была часть центральной улицы, естественно она носила имя В. И.Ленина. По этой части вечерами все ходили туда-сюда, демонстрируя себя, свой прикид, знакомясь и конфликтуя. В конфликтах первую скрипку у нас играл Ренат, он занимался боксом и в драках знал толк. В те времена появились транзисторные радиоприемники, а также широкое развитие получили пиратские радиостанции. Работали они в диапазоне средних волн, крутили западную музыку. Это была, так называемая музыка на костях. Конечно, для властей, все это было поперек горла. Но, то ли они ничего поделать не могли, то ли еще что, не знаю, они боролись, конечно, но успеха было мало, а нам это на руку, потому что на официальных каналах шли бесконечные репортажи о производственных успехах и сообщения с полей о битвах за рекордные урожаи. Особым шиком, считалось иметь носимый транзисторный радиоприемник, а уж магнитофон, которые тогда только-только начали появляться, был верхом шика. Человек, имевший такой магнитофон, в наших глазах был почти, как ныне олигарх. И когда обладатель такого чуда шел в своей компании по броду, около них на некотором расстоянии шли другие, чтобы слышать музыку.
По субботам и воскресеньям ходили на танцы в парк, там была летняя крытая веранда. Перед танцами на четверых мы выпивали бутылку азербайджанского портвейна для храбрости. Храбрость нужна была, что бы преодолеть нерешительность в общении с незнакомыми девушками. К лету 1962 года я уже приоделся в соответствии с требованиями местной моды и собственными представлениями о ней. Исполнилась моя мечта о белой батистовой рубашке, черных брюках и остроносых корочках. Брюки на танцы всегда наглажены через марлю, смоченную в мыльной воде, туфли до блеска начищены, а в кармане кусочек мягкой тряпочки, что бы смахнуть пыль с ботинок, перед входом на танцплощадку. Дружинники бдительно следили за танцующими, что бы все танцевали правильно, а не по буржуазному, нарушителей либо выдворяли, либо забирали, прорабатывали и сообщали на работу или по месту учебы. Могли забрать также за вызывающий вид, слишком яркие элементы одежды, длинные волосы. Такое противостоя- ние между активистами и танцующей массой, видоизменяясь от сезона к сезону длилось годами и похоже было больше на какую то игру. Я очень любил носить на голове прическу в виде кока, который тщательно, после начеса, смазывал бриолином. На рубашке вместо пуговиц использовал значки всемирного фестиваля в Москве, они имели вид ромашки с шестью лепестками. Горячие функционеры находили у молодежи постоянно какие-нибудь отклонения. Было как то поветрие или, скажем мода, носить на пальцах перстни сплетенные и цветных проволочек, так помешали эти нехитрые украшения кому то и стали проверять, а обнаружив снимали. Советский маразм. Зимой по субботам и воскресеньям в здании дворца культуры « Родина» проходили танцы с живым оркестром., Мы с друзьями, конечно, были постоянными участниками этих вечеров. А в будние дни зимой по вечерам ходили на каток, там собиралась молодежь со всего города. Но кроме этой жизни « по расписанию» у меня были и другие дела.
Главная забота: учеба, мне нужно было окончить десятилетку. Я поступил в десятый, выпускной класс вечерней школы. Тогда это – обычное дело. Учеба в вечерней школе поощрялась, ученик получал один дополнительный выходной в неделю. В 1963 году, окончив школу, я получил на руки аттестат зрелости. Так как я жил в общежитии, то неизбежно участвовал в бурной жизни этого коллектива. Это было трехэтажное здание со своим жизненным укладом, здесь обитали рабочие из деревень республики Татарстан и, буквально несколько человек, из дальних мест. Городские жители здесь были редкими гостями, пожалуй только мои друзья, заходившие ко мне в гости. В чем причина не знаю, но живущие здесь с городскими общались только на работе. Возрастной состав живущих: от самого юного, до пенсионеров. На первом этаже жили мужчины, на втором и третьем женщины. На втором этаже располагался красный уголок. Месторасположение красного уголка имело очень большое значение и вот почему. Мои ровесники прекрасно помнят, что на протяжении всей жизни нас сопровождал один из важнейших документов – характеристика. Каждая характеристика заканчивалась фразой: «Политически грамотен, морально устойчив». Эта фраза, как заклинание, означала, что ты нормальный человек, знаешь главных членов Политбюро, можешь назвать одну-две прогрессивные страны, в Африке или еще где-нибудь, которые, освободились или героически борются с империалистическим гнетом. Мораль советского человека охраняли бесчисленное множество организаций и добровольцев, от соседей до могучих органов, которые упаси Вас Бог, к ночи вспоминать. В общежитиях первую боевую линию составляли коменданты и воспитатели, а в их рядах была гвардия: вахтерши. За свою жизнь мне случилось побывать в самых разных общежитиях, но везде были вахтерши. Эти суровые, но вместе с тем, милые и добрые бабулечки, насмерть стояли на страже моральных правил социалистического общежития. Их героическое подвижничество, думаю, спасло не одну дуреху, от потери девичьей чести, я это серьезно. Знаю! Место вахтера на первом этаже, у самого входа, мимо ее поста дороги нет, а красный уголок на втором этаже! Это была лазейка, причем легальная. В красном уголке газеты, телевизор, кто может препятствовать жаждущему света знаний?, конечно, никто. «Ты, Юра, в красный уголок? А, ну проходи, пожалуйста». Второй этаж, он уже вне поля зрения цербера, свобода! Но, вольница эта прекращалась в 23-00, бабули могли дать фору Шерлоку Холмсу, спрятаться от их всевидящего ока невозможно и вот, блудные чада расходятся по этажам и своим кельям. Ох, веселое было время! Что поделаешь, если мозги находятся ниже пояса, закрыты только ширинкой. Уроки ялтинских одноклассников начали давать всходы. Именно тогда я научился, как бы это помягче сказать, флиртовать на два, а то и на три фронта одновременно. Не хочу вдаваться в подробности, лишь замечу, что такое поведение совершенно не говорит ни о какой доблести, а приводит лишь к проблемам в будущем. Сейчас то я это понимаю. Но как, эти простые истины, вбить в закружившуюся голову юного балбеса?
Красный уголок служил не только для прикрытия амурных дел обитателям общежития, он действительно был очагом культуры и окном в мир. Под радиолу здесь устраивались танцы. Именно здесь я научился танцевать вальс и, немножко, даже вальс – бостон. Именно здесь, получил первые навыки ди-джея, управляя радиолой. А хоккейные матчи чемпионата мира по телевизору, помните? Черно-белый телевизор, свет выключен и полный красный уголок на одном дыхании переживает, как бьются наши с канадцами и разными прочими шведами. Кто не видел, не понять. Это был триумф Советского Союза, триумф социализма. Хоккеисты были героями, но своими победами они и нас делали героями. Я благодарен судьбе, что впоследствии познакомился и дружески общался с одним из героев тех баталий, включая и знаменитую канадскую серию. Удивительно скромные люди, эти наши кумиры былого. Опять же в красном уголке, по поручению воспитателя я впервые в жизни выступал перед слушателями. Воспитатель знал, что я учусь в вечерней школе и учусь нормально, поэтому предложил подготовить мне выступление на тему: счастье в личной жизни. К поручению, я отнесся очень серьезно, подготовил и выступил перед полным красным уголком. Очень волновался. До сих пор помню основной постулат доклада: счастье, штука относительная. Правильно, жизнь подтвердила это много раз.
Но вернемся на завод. Нужно отдать должное советской власти, завод работал ритмично, продукцию выпускал по графику, в соответствии с утвержденным планом. Качество и соответствие мировому уровню этой продукции, комментировать не будем, не надо гусей дразнить. В цеху царили порядки, в быту, называемые презрительно: рвачество. Взрослые столяры, настоящие мастера, краснодеревщики настроены на интенсивный труд, им нужно было кормить семьи, они хотели хорошо жить, для этого готовы были работать с полной отдачей. Но горячо любимой Родине, труд нужен был бесплатный! И все эти замечательные люди, как слепые котята не могли, совершенно искренне понять, почему их заработок, ну никак, не растет. Они же не знали, что партия, которая руководит страной, будет похлеще, ордена иезуитов. Да и кто такие иезуиты, они тоже не знали. Им положено было знать моральный кодекс строителя коммунизма, это их катехизис по жизни и больше, боже упаси, ни чего. Конечно, каждый рабочий знает, что он пролетарий, он гегемон, а значит самый главный, самый нужный. На каждом шагу ему внушали, что государство принадлежит ему и они, рабочие, правят страной. Бедолаги старались во всю, увеличивали производительность труда, давали больше продукции, но зарплата, как заколдованная не росла. Отдел труда и зарплаты, как мог изворачивался, разъяснял почему так и должно быть. Только рабочие ни как не могли взять этого в толк. Полагаю, что это обстоятельство и побуждало к такому массовому явлению в социалистической жизни, как воровство на рабочем месте. Грешно утверждать, что воровство присуще нашему народу, так сказать, на генетическом уровне. Нет, людей в тогдашнем обществе, буквально вынуждали, толкали к этому. Помните в песенке: «Собака бывает кусачей, только от жизни собачей». Прикоснулся к этому процессу и я, в цеху сделал заготовки для тумбочки под телевизор, просунул их через дыру в заводском заборе, аккуратно связал и на электричке отвез заказчику. Собрал и сдал в эксплуатацию на месте, тут же и обмыли обнову. Если кому нибудь нужно было, поймать меня за руку, это можно было сделать запросто. Поэтому в нашем цеху процветало самое банальное воровство. И ни у кого это не вызывало удивления, тем более противодействия. Нужно прямо сказать, что не смотря на уверения правящей партии КПСС, существовал перманентный конфликт между верхами и низами. Иногда этот конфликт принимал открытые формы активного протеста, а чаще загонялось рабочими вглубь себя, проявляясь в виде анекдотов, да разговоров на кухне под рюмочку. Сейчас, по прошествии многих лет, я внутренне убедился, что коммунистическая доктрина советского образца ведет к разрушению всего общества, которым она управляет. До сих пор хорошо помню, как у магазина отлавливали несчастных марийцев, которые продав на рынке сельхозпродукцию собственного производства, пытались купить хлеб. Официальная версия: они скармливают печеный хлеб скотине. На сакраментальный вопрос: Кто же виноват? Ответ был прост: эти бестолковые марийцы. И ни кому нет дела, что им просто никакой другой корм не доступен, а без скотины им не выжить.
Но вновь вернемся на нашу Дуню. Россия, видимо всегда держалась на женщине, Вот и в лущильном цеху, на фанерном производстве, в самых тяжелых условиях труда работали женщины. Собственно, из-за них наш комбинат и называли Дуней. Производство круглосуточное, в цехах повышенная температура и влажность, пахнет распаренным деревом, клеем, изготовленном на основе фенолформальдегидных смол и еще чем то непонятным и работающие в этом аду, полуодетые, потные женщины, вот типичная картина. Оборудование, полученное в свое время по лэнд-лизу, работает, словно время остановилось, прогресс и не заглядывал сюда. Эти женщины были чисты перед законом, не воровали: нечего было им воровать, наоборот государство забирало их молодость и здоровье, откупаясь поллитрой, бесплатного, ежедневно выдаваемого, молока.
. Про себя могу сказать прямо, работником был я аховым. И специалист, так себе, и отношение к работе, то же не фонтан, одним словом, доска Почета обходилась без меня. Тем не менее мастер в цеху умудрялся закрывать наряды, что бы заработок у меня был сносный, а мне и не надо много. Скудный заработок вполне устраивал меня, потому что расходы были такие. Получалось похоже на высказывание Луция Сенеки, воспитателя римского императора Нерона: «Богат не тот, кто много имеет, а тот, кто мало желает». Жили мы скромно, но карманные деньги были всегда. По ресторанам не ходили и, честно говоря, не скучали по ним, мороженое, билет в кино или на концерт для подруги, нет проблем, а больше и не куда расходовать. Выпивкой наша компания не увлекалась, в похмелье не нуждались. Эти три года жизни были самыми беззаботными в моей взрослой жизни. Лишь один эпизод внес тревогу в эту беззаботность: карибский кризис. Вот, тогда мы по настоящему почувствовали, как хрупок мир. Но, слава богу, обошлось, рассосалось, термоядерной войны не случилось, И на том, спасибо, нашей партии, родной.
Наступил 1964год, год нашего призыва в армию. Служба в советской армии, для большинства молодых людей нашего времени, была, если уж не честью, то, как минимум, почетной обязанностью. Это была ступень во взрослую, настоящую взрослую жизнь. Даже девушки не предполагали замужества, если парень не отслужил в армии, он был как недоросль, а таких, в мужья не берут. Вызов на призывную комиссию я принял, как должное, в назначенное время явился в ДК Родина, прошел все процедуры и вот, совершенно голый, стою перед комиссией. Слушаю резюме: у призывника на попечении мать пенсионерка, он единственный кормилец, призыву не подлежит, выдать военный билет. Выхожу, как оплеваный. У мамы, действительно, ни кого, кроме меня, нет. Моих друзей, Костю и Рената забирают в армию. Володя еще раньше уехал в Казань учиться, он поступил в консерваторию, а в армию его тоже не взяли, у него одна бабушка. Друзей мы отправили в армию, как и полагается: застолье дома вечером, утром всем гамузом к военкомату, прощание, поцелуи, слезы девушек, кураж друзей и благословение родителей. Дальше ворота военкомата, отправка в Казань и призывник уже солдат. Проводил я своих друзей на службу и осиротел, мир опустел, для меня.
yurshmel
Сообщения: 21
Зарегистрирован: 15 апр 2010, 11:58

Есть только миг... Называется жизнь. (продолж.)

Сообщение yurshmel »

Сплин.



Друзья мои, друзья! Оказывается, в молодости для нас очень большое значение имеет дружба, общение со своими сверстниками. Именно дружба делает нас сильнее, именно она сопровождает нас в годы молодости по самым ярким событиям, именно она украшает нашу юность. В зрелые годы, когда центр жизни смещается в семейный круг, повседневные заботы начинают пригибать нас. Иногда даже кажется, весь мир ограничен лишь борьбой за существование и мы, забыв в этой суете о друзьях, начинаем, все отчетливее ощущать пустоту и собственное одиночество, несмотря на то, что нас со всех сторон окружают домочадцы. Подобное состояние проявляется не часто, но бывает. Может быть, это просто грусть об ушедшей молодости, может ностальгические воспоминания о минувшем, не знаю, но иногда, как говорится, находит. В такие минуты, лучшее лекарство: друг! Отвечаю, проверено на себе. Причем иногда, даже не требуется его видеть и говорить с ним, достаточно просто отрешиться и мысленно обсудить с ним проблему, поговорить за жизнь и незаметно начинает спадать напряжение, стрессовая ситуация потихоньку рассасывается и ты уже вновь в боевом строю. Я не мистик, но в подобное, магическое воздействие дружбы верю. Сейчас, в наше время, когда человека раздели до гола, разложили по косточкам, на составляющие части, выявили все его основные и второстепенные инстинкты и пустили их на продажу оптом и в розницу, воспоминания о дружбе в молодости согревают мою душу, скрашивают одиночество преклонных лет. Очень красиво о дружбе, сказал таджикский поэт Насир Хисроу: «Лишь те то и друзья, не на словах – на деле, кто наши кандалы и на себя б надели». Конечно, такое самопожертвование в реальной жизни не требуется и, сказанное всего лишь красивая аллегория, но как часто нам бывает достаточно, хотя бы осознавать, что у тебя есть друг. Взаимовыручка и взаимная дружеская поддержка, вещь необходимая и мы ее получаем в полной мере, прежде всего от них. Практичный В. Г. Белинский сказал о дружбе проще, но гораздо точнее: «Кто скажет правду обо мне, если не друг, а слышать о себе правду от другого – необходимо». Сколько раз друзья поправляли меня, когда меня «заносило», оказывая тем самым неоценимую услугу. Человеку со стороны сделать такое трудно, а часто и невозможно, мы ведь не очень любим чужие нотации, а от друга можно и стерпеть, можно послушать.
Не хочу идеализировать нашу юношескую дружбу, может быть, это был своеобразный союз ровесников, скрепленный общностью интересов, гармоничным сочетанием наших характеров, не знаю, но одно можно утверждать точно: мне было комфортно вместе с ними. Надеюсь и им тоже. Сказать, что я никогда не дружил ранее, нельзя, достаточно вспомнить детство. В деревне наша мальчишеская компания делилась на две половины. В одной части лидером был я, другую возглавлял, мой наиболее близкий дружок, Володя Бомонин. Мы иногда были дружны, как говорится: не разлей вода, а чаще дрались по каким-то мальчишеским причинам. Хорошо помню всех ребят, прежде всего, как друзей детства, но расстался я с ними без сожаления, не испытывая ни каких сердечных переживаний. Детская дружба все-таки имеет другой характер. Мы иногда путаем детскую привязанность ребенка, с дружбой между подростками, в то время как она больше похожа на любовь к матери или отцу. В нашей деревенской компании, разница в возрасте между мальчиками была в два – три года, в детском возрасте это существенная величина. Коротков Саша на три года был младше меня и отличался особой привязанностью ко мне. Казалось он готов на любой, самый безрассудный поступок, ради меня. Он терпеливо сносил насмешки других ребят и оставался самым преданным моим товарищем в любой ситуации. Можно назвать это дружбой? Думаю, нет, я для него был просто старший товарищ, некоторого рода образец, пример для подражания. Кончилось детство, с ним ушли и детские привязанности, бывших мальчишек-друзей жизнь разбросала по разным судьбам и в наших душах остались, в лучшем случае, воспоминания о нашей детской дружбе. Но нет той, иной раз, до боли щемящей, сиюминутной потребности в общении с другом, в общении, бальзам, которого лечит твою истерзанную душу. Такое лечение может дать только друг.
Мне очень повезло, много хороших людей повстречал я в жизни. Именно люди, причем зачастую даже не так уж и важно хорошие или плохие они, дают нам то, что мы называем жизненным опытом. Есть даже правило: умный человек учится на чужих ошибках, а глупый на своих. Конечно, плохой человек, едва ли сможет научить чему- то хорошему, но как говорится: отрицательный ответ, тоже ответ. Пример плохого человека может предостеречь от опасных ошибок, которые мы в юности легко можем совершить. Но неизмеримо больше дают нам люди хорошие. С юности в памяти звучат слова Антуана де Сент Экзюпери из его книги « Земля людей»: « Самая большая роскошь – это роскошь человеческого общения.» Я глубоко благодарен судьбе, что в самом прекрасном возрасте она подарила мне таких замечательных друзей. Хомо сапиенс существо общественное, поэтому ничего удивительного в том, что разлука с близкими людьми повергает нас в меланхолию, мы скучаем, прежде всего, по общению с ними. Оставшись без своих друзей, ушедших в армию, я оказался в своеобразном вакууме, не зная, куда девать себя. \Привычный круг общения разрушился.
Но молодость не может долго скучать, утешение я нашел в общежитии, в котором жил. Городской каток и танцульки во дворце культуры заменил красный уголок общежития, с телевизором и своими танцами, а главное своими девочками, за которыми не нужно далеко ходить и которые куда, как проще, в общении, чем городские воображалы. В эту зиму у меня образовался, пожалуй впервые, настоящий роман с девушкой, из нашего общежития. Звали ее классически: Маша. Каким образом она попала к нам из Белоруссии одна, без подруг и близких, я не знаю, но фактом остается то, что она работала на нашем комбинате и в Зеленодольске у нее ни кого не было. Наш роман бурно развивался, мы виделись каждый день, проводили много времени наедине, но мы так и не перешли моральную черту, оставаясь девственниками в наших отношениях. Как я понимаю сейчас, милая Маша, была для меня скорее игрушкой, которая помогла мне освоить своеобразный «курс молодого бойца». Я начал привыкать к легкости отношений, когда ни кто и ни кому, ничем не обязан. Ялтинский посев начал давать всходы. Приобретаемая привычка, к легкому флирту на несколько фронтов, не давала покоя и параллельно я встречался с городскими девушками, считая, что Маша ни куда не денется. И Маша, как верная Пенелопа, преданно ждала меня, когда я вечером вернусь со свидания в городе и приду к ней. Но я не собирался жениться, поэтому не форсировал любовные интрижки ни на каком фронте, предпочитая свободу.
Той же зимой у меня появились новые товарищи, Юра Зарипов и Марс Юматов. Были они на два года младше, не плохие ребята из городских, мы все трое работали в одном цеху. Но наши отношения не получили той теплоты, что была с моими, ушедшими в армию друзьями. Мы общались друг с другом. помню, даже новый год встречали вместе во дворце культуры. Была тогда такая мода, в кинофильме « Карнавальная ночь», это хорошо показано.
Но все это не могло рассеять мою хандру, а перед весной она еще и усилилась, я был по прежнему, одинок. Ничто не мило, даже Маша не заполняет образовавшуюся пустоту. Хочется изменить обстановку, уехать куда нибудь. Мятежное состояние души не дает мне покоя, и не понятно: то ли я хочу найти своих друзей, то ли от себя убежать. Обеспокоенная мама приглашает каких то своих знакомых, приходят два солидных дяди, долго беседуют со мной, рассказывают, что мне не уезжать надо неизвестно куда, а хорошо работать на заводе и поступить учится на инженера по специальности деревообработка. И наконец, я не имею права оставлять на произвол судьбы родную мать. Еле выдержал я этот напор, и понял, что моя дорогая мамочка еще тот боец, так просто никуда от себя не отпустит. Несмотря на все мое упрямство, против мамы я пойти не мог. Получить ее согласие, во что бы то ни стало, мне было необходимо, другого пути не было. Пришлось вспомнить о Ялте и моей дорогой тете Наде. Авторитет милой тетушки сработал, разрешение поехать в Ялту я получил, мама не смогла возразить. Я получил свободу, а вместе с ней и возможность избавиться от своей хандры. Без сожаления простился со своим заводом, общежитием, молодыми друзьями. Милая Маша очень расстроилась, что я уезжаю, как мог успокаивал ее. Провожала на поезд меня другая, городская девушка Лида, с которой я встречался несколько зимних месяцев. Весна была в самом разгаре, настроение приподнятое, поэтому в поезд сел, как в спасительную карету, которая должна вывезти меня к новым рубежам, к новой жизни. Прощай, Юность!
yurshmel
Сообщения: 21
Зарегистрирован: 15 апр 2010, 11:58

Есть только миг... Называется жизнь.

Сообщение yurshmel »

Ялта.



Вновь, как и четыре года назад, я сел в поезд, что бы уехать в Ялту. Возглавлял состав уже не паровоз, а могучий тепловоз, в вагоне, было также чисто и довольно уютно. Люди за эти годы также изменились, пассажиры были лучше одеты, менее напряжены, багаж был в аккуратных чемоданах. Поезд шел из Казани, поэтому мост через Волгу проехали без эмоций, большинство пассажиров были наши, из окрестных мест, они все это видели и не удивлялись. Станцию моего детства, Свияжск, проскочили без остановки, я забыл даже посмотреть на родную деревню, мною опять владели мысли о будущем. Утром приехали в Москву, закомпостировав на Курском вокзале билет и сдав в камеру хранения багаж, я на метро двинулся в сторону Красной площади. Отстояв большущую очередь, сходил в мавзолей, посмотреть В.И.Ленина. В 1965 году он лежал там уже один, его верного соратника и ученика И.В.Сталина три года назад выселили из склепа. Впечатление грустное, но обстановка торжественная и строгая, люди молча проходят мимо гроба с телом и выйдя из мавзолея, так же молча расходятся, без обмена мнениями. После обеда сел на Симферопольский поезд. Пассажиры в поезде опять существенно отличались от тех, с которыми я ехал четыре года назад. На больших станциях, выходили на перрон уже не в пижамах, как прежде, а в спортивном трико и не разгуливали, а быстренько купив что то, сразу возвращались в свой вагон. Большинство ехали не на курорт, а по делам, то ли не сезон был, то ли жизнь поменялась, то ли времена другие наступили. Да и разговоры вели, в основном об учебе и работе, а не об отдыхе.
Приехал в Ялту я без предупреждения, как снег на голову. Но теперь то я все знал, поэтому сразу попал к тетушке в объятья. Сестренки, уже настоящие взрослые, очень красивые девушки, радостно приветствовали меня. Сразу же стали рассказывать, что нового в городе. Главная новость: на набережной открыт, как и в Москве, коктейль-холл. Что это такое я слышал, но у нас в Зеленодольске и, даже в Казани, ни чего такого не было. Пришлось констатировать: мои милые сестренки опять обогнали меня, как последнюю деревню. Вечером мы, конечно, пошли в тот самый коктейль-холл. Располагался он в полуподвальном помещении, на набережной, в центре города. По иронии судьбы, всего в двухстах метров отсюда, меня принимали в комсомол и вот теперь я захожу в это буржуазное заведение, забыв о всех поучениях и принципах, которые старательно мне внушали комсомольские вожаки. В заведении дым стоял коромыслом, про такое говорят: «Хоть топор вешай». Небольшой зал полон, в помещении полумрак. Высокие столики, с высокими стульями, барная стойка и бармен за ней, такое было в новинку. Заказать можно черный кофе и винный коктейль. Откровенно пьяных нет, но шум не смолкает ни на минуту. В зале есть несколько иностранцев, это обстоятельство придает особый шарм вечеринке. В глазах посетителей это было так шикарно, словно мы попали за границу. Правда, как там на самом деле у них за границей, никто из нас не знал. Сейчас такого рода бары и кафе обычное дело, по сравнению с ними, тот ялтинский коктейль-холл, примитив, конечно. Но в те времена мы, все это видели впервые, это для нас была диковинка. Даже кофеварочный агрегат, да и сам черный кофе, заграничная невидаль.
По приезду я не стал разыскивать своих бывших одноклассников, по-моему, даже не вспомнил. Мне хотелось побыстрее начать самостоятельную, взрослую жизнь. И я стал искать работу. Работа мне нужна была вместе с жильем. На следующий день нашел. Своей тетушке я сказал, что устраиваюсь на работу и хочу поселиться в общежитие. Такую работу я нашел в винсовхозе Ливадия, который входил в состав знаменитого комбината Массандра. Работать меня взяли в бригаду плотников. В распоряжении бригады имелась мастерская, недалеко от ливадийского дворца, здесь мы делали окна и двери, которые затем устанавливали на место. В основном это были винподвалы, разбросанные по южному берегу Крыма от Ливадии до Мисхора. Работа не трудная, а учитывая специфику: разъезды по южному берегу Крыма, дегустацию вин в винподвалах, это был сплошной праздник. Два-три раза в неделю мы выезжали на установку в какой либо винподвал. Дегустация вин из громадных бочек, частенько перерастала в солидное мероприятие. Все таки масандровские вина, это так прекрасно! В июне месяце нас направили в Мисхор, в Голубой залив, который расположен сразу за горой Кошка. Там на берегу залива нашей бригаде поручили построить крышу табак-сарая, то есть помещения, в котором сушат листья табака, его растили тут же, на побережье. Более прекрасной работы я не знаю: солнце, море, горы, крымский воздух, в обед литровая бутылка ряженки, триста грамм любительской, вареной колбасы и свежий горчичный батон! Неописуемо! До конца жизни буду помнить.
Кроме такой замечательной работы я получил еще и место в общежитии, которое находилось в самом центре Ялты. Это был старинный особняк с большим холлом на первом этаже и широкой лестницей на второй. На первом же этаже находилась бильярдная, с большим массивным столом, во дворе отличная волейбольная площадка, не общага, а рай. Главное, здесь не было вахтерши! Почему случилось такое упущение, не знаю, но это было так. В этом общежитии я прожил несколько незабываемых месяцев. Именно здесь я прошел основной курс обучения искусству бабника, худшему из мужских качеств. Здесь я в полной мере познал такие пороки, как неверность и ветреность в отношении к женщине. Сейчас, на склоне лет, я понимаю всю пагубность такого поведения, но тогда это принималось за доблесть, выглядело как геройство. Эх, глупая молодость! Много чего довелось мне здесь увидеть и попробовать, кроме масандровских вин. Забыл я, напрочь, свою милую Машеньку из общежития в Зеленодольске, да и Лида, которая меня провожала в Ялту, выветрилась из головы, закружила праздная, курортная Ялта.
Часто задумываюсь, какие побудительные причины лежат в основе той ветрености, которая так характерна для многих молодых людей. Поиск новых ощущений? Да, элемент новизны присутствует, и она, эта предполагаемая новизна, манит молодого человека, можно сказать, естественным образом. Достаточно вспомнить библейского царя Соломона, который имел семьсот жен, триста наложниц и бесчисленное множество девиц. Об этой стороне его жизни, широко известно. Гораздо меньше говорится о конце мудрейшего из царей иудейских. Предаваясь любовным утехам с женщинами разных народов и религий, он, в конце концов, сам перешел в язычество, что являлось величайшим грехом. Слепая страсть к женщинам, тщеславие привели его к моральному краху. Даже, первая и единственная любовь Суламита (Суламифь), гимном любви к которой, стала библейская «Песнь Песней» не смогла спасти его мятежную душу, став жертвой его развратной жизни. Своим потомкам он оставил раздор и вражду. Но мы не знаем Святого Писания, мы не хотим знать простых и вечных истин, которые нам несут Священные Книги всех конфессий. Управляет нами безудержная похоть, мы становимся ее рабами, исполняем все ее желания. А, результат? Душевная пустота, цинизм и неверность в супружеской жизни, одинокая старость, наконец. В истории человечества достаточно примеров. С грустью я наблюдаю современные нравы. Вспоминая собственную молодость, признаю, что в нынешней распущенности есть и солидный вклад моего поколения. Именно в наше время молодые девушки начали носить короткие, выше колен юбки, бабульки возмущались таким «безобразием», на что девушки резонно возражали: «Да, мы ходим в коротких юбках, но под ними одеты трусы, а вы ходили в длинных платьях, но без трусов». Вот такая, извечная женская логика.
Четыре месяца прожил я на этот раз в Ялте. Друзей не завел, школьных товарищей не
разыскивал, жил одним днем, не задумываясь о будущем. Ничему хорошему за это время не
научился, разве что на бильярде играть, да, к сожалению, познал вкус легкой, бездумной жизни. Может быть, именно тогда прижились во мне, те пороки, за которые я сейчас плачу старческим одиночеством, как знать. С другой стороны не могу сказать, что жизнь в этом вечном празднике, сделала меня окончательным ловеласом, этаким жиголо, нет. Я все так же робел с девушкой наедине, с опаской относился к похотливым курортницам, можно сказать, что я не переставал мечтать о большой и чистой любви. Но вот парадокс, красивые мечты об этой любви, не мешали вести довольно, распутный образ жизни, и даже иногда вести себя, как откровенный бабник. Но, слава богу, бурная жизнь на южном побережье имела и лирическую составляющую, у меня случилось два романа. В июне к нам в общежитие подселили школьников из Североморска, приехавших на отдых. Я познакомился с одной девочкой старшеклассницей и, почти целый месяц, мы с ней очень мило дружили. Это была невинная дружба, надеюсь, не успел испортить жизнь этому небесному созданию, нет на мне греха. Но после отъезда на Север юной подруги, появилась Лида, молодая особа, необыкновенной красоты, выпускница кулинарного техникума, приехавшая на преддипломную практику из Западной Украины. Она полностью завладела мной, я забыл о разгульной Ялте, только на Лиде сошелся клином белый свет. Мы проводили вдвоем все свободное время, не расставаясь, даже на короткое мгновение. Так продолжалось до второй половины июля месяца.
В круговерти моей бурной жизни, я как- то подзабыл даже о своей второй маме, моей дорогой тетушке, но она не забыла про меня. Оторвала от девичьих прелестей и сказала, что пора мне подумать о будущем, пришло время учиться. В Севастополе есть военно – морское училище, готовят прекрасных морских офицеров, она знакома с начальником училища, говорила с ним обо мне. Поезжай, Юра, учись, поступить тебе помогут. Милая, Надежда Евграфовна, она хотела сделать из меня военного, но мне это было против шерсти. Ослушаться я, конечно, не мог, согласился для вида. Быть военным морским офицером я не хотел, хотя очень любил море. Лихорадочные поиски выхода навели на идею, поступить на учебу в гражданское высшее морское училище. Ближайшее находится в Одессе. Беру билет на теплоход до Одессы, увольняюсь с работы, прощаюсь с тетушкой и сестренками. Моя Лида, вся в слезах провожает меня, на теплоход «Абхазия» и мы прощаемся с ней, договариваясь писать друг другу. «Как провожают пароходы, совсем не так, как поезда…» - пел в те годы Эдуард Хиль. Вот под эту популярную песенку, я и отправился от причала Ялтинского порта, к новым берегам, к новой жизни и ощущениям. И если, буквально полгода назад, я ехал, как бы убегая от себя, пытаясь спастись от тоски и одиночества, то теперь у меня появилась цель и желание: я хочу стать моряком и повидать белый мир. Как добрый знак для меня, на ялтинском рейде стоял красавец барк «Товарищ», на котором одесские курсанты обычно проходили морскую практику.
yurshmel
Сообщения: 21
Зарегистрирован: 15 апр 2010, 11:58

Есть только миг... Называется жизнь.

Сообщение yurshmel »

Одесса



Около суток идет теплоход по Черному морю от Ялты до Одессы. И вот мы уже входим в широкий лиман и слева на горке, в зелени угадывается город. Впереди маяк и порт, к одному из причалов которого, через полчаса мы швартуемся. Через морвокзал выхожу в город, вернее на припортовую площадь, город наверху. Поднимаюсь по знаменитой потемкинской лестнице наверх и вот он, памятник Ришелье, вот она, Дерибасовская. Сердце отчаянно колотится в груди: во-первых, я в знаменитом городе, о котором столько читал и слышал, во- вторых, может впервые в жизни, я знаю чего хочу. А хочу я стать моряком, жить в этом прекрасном городе, который, сам не знаю почему, полюбил с первого взгляда, как будто он мне родной и я всегда здесь жил. Сорок пять лет назад ступил я на одесскую брусчатку, а чувство, что я там был, буквально вчера, не покидает меня до сих пор. Удивительная магия, этого, прекрасного города до сих пор не отпускает меня.
Добрался до Одесского высшего инженерно-морского училища, в приемную комиссию
сдал документы, получил направление в студенческое общежитие, которое называлось: экипаж. Это было пятиэтажное типовое здание, но находилось оно не где - нибудь, а на молдаванке, да именно, на знаменитой молдаванке. Туда ходил трамвай, номер, к сожалению, не помню, но сам трамвай, как «живой», стоит перед глазами. Он был не просто старинный, был он допотопный, в фильмах про революцию такие показывают, но он так прекрасно гармонировал с обликом города, что другого и представить невозможно. Наверное, их ликвидировали сейчас, жаль если так. Надо, как в Сан-Франциско, оставить, хотя бы один, коротенький участок, на котором этот трамвай ездил бы, в качестве музейного. А, может догадались сделать так, в Одессе ведь живут особые люди – одесситы, дай бог им благополучия.
Поселился в комнату, каюту, если правильно называть, к трем, раньше меня, приехавшим абитуриентам. Познакомились, они посвятили в ситуацию с поступлением: конкурс в училище приличный, экзамены принимают всерьез и строго, так, что готовится надо. Крепко задумался я о своей судьбе, очень захотелось поступить в ОВИМУ, стать настоящим штурманом дальнего плавания, капитаном большого океанского лайнера. В розовых мечтах: матросская форма и парусный красавец барк «Товарищ». На этом учебном судне проходили практику курсанты училища. Сердце мое и сейчас замирает, если вижу, хотя бы по телевизору, ставящий паруса корабль и маленькие фигурки матросов на его реях. Но на пути к этому счастью, лежали вступительные экзамены. Мне кажется, никогда прежде я так не гнался за знаниями, набросился на учебники, но увы, под девичьими юбками, школьные формулы и полученные когда то сведения, улетучиваются очень быстро. Пошел на первый экзамен и, к великому удивлению, сдал на четверку. Будь она не ладна, эта четверка. Получив ее, я сразу же забыл об опасности, возомнив, что ни чего не забыл и сдам следующие экзамены легко. Мне очень хотелось подробнее познакомится с городом и я по возможности стал это делать. Заранее прошу прощения у патриотов Одессы, город я бы не назвал красивым. Да, слов нет, оперный театр великолепен, Дерибасовская неповторима, Аркадия изумительна, но нет солидности больших городов, не хватает монументальности. Впечатление город произвел на меня другим, а именно каким то домашним уютом, открытостью и ласковым отношением к человеку, особенно это чувствуется во дворах, где кажется, что здесь люди живут одной общиной. И люди. Таких людей, таких горожан поискать, одно сплошное радушие и приветливость. Однако, оказалось, что в городе есть одесситы и одессисты. Одна буква значит чрезвычайно много, одесситы, это коренные жители, настоящие патриоты своего города, они ни когда не откажут в помощи гостю, покажут, проводят, всячески помогут тебе, если ты обратишься с вопросом, просто удивительные люди. И есть одессисты, которые всячески выпячивают собственное я, используя при этом авторитет и обаяние города, не имея на это ни какого права. Но несомненным украшением города являются девушки, таких красивых и так изысканно одетых, я не видел ни когда. Это не девушки, а просто картинки со страниц журнала «Советское кино», страшно подойти, не говоря уж о том, чтобы познакомится.
Рассказывать об Одессе и одесситах можно бесконечно, надеюсь прошедшие годы не
сильно выветрили. тот особый, присущий этому городу дух и шарм. С каким удовольствием прошелся бы я вновь по ее улицам, послушал неповторимый одесский говор, зашел бы и там потерялся бы, на Привоз. Это главный одесский рынок. Знаете, сколько стоили настоящие южные помидоры, тем летом? Шесть копеек за килограмм! Буханка хлеба в магазине стоила двенадцать копеек. Я знаю цены, потому что в середине экзаменационной страды, мне довелось спасаться от голода, этими нехитрыми продуктами. Не рассчитал, кончились деньги. Но, слава Богу, все закончилось благополучно. Чего нельзя сказать об экзаменах. Подвела меня, моя самонадеянность, следующие экзамены я сдал, но набрал, так называемый, полупроходной балл. Абитуриенты, набравшие такое количество баллов, были зачислены, но, к сожалению не все. Для двоих мест не хватило, А теперь, отгадайте с трех раз, кому не хватило баллов? Списки зачисленных, я зачитал, наверно, до дыр, но все бесполезно, моей фамилии там не было. Что тут говорить? Мир скукожился, как шагреневая кожа, до крохотного размера, мне стало так обидно на весь этот мир. Не очень помню, как удалось пережить мне это поражение. Хватило, все- таки ума, попробовать бороться за свою судьбу. Нет, я не пошел в деканат доказывать, что училище без меня не обойдется, я избрал другой путь. Одесса портовый город, это знают все, но она была еще и столицей торгового флота на Черном море. Именно для него и существовало училище. Потерпев фиаско с экзаменами, я решил идти напрямик в черноморское морское пароходство. Пробился к начальнику пароходства, изложил свое видение, свою идею - фикс: меня определяют на торговое судно матросом, через год я, как следует подготовившись, поступаю в училище, и после учебы они получают бесценного штурмана, в моем лице. Мудр был этот человек, он не стал смеяться, не стал ругаться, он просто объяснил мне, несмышленышу, что к чему. Во-первых: матрос это специальность, которой нужно учиться, без этого нельзя, тем более в торговом флоте, который работает в мировом океане, ходит в зарубежные порты, а во-вторых, учитывая мой энтузиазм и перспективу мою, он может зачислить меня на судно каботажного плавания, коль я такой уж борзой. В морских терминах я в то время уже поднаторел, понимал, что каботаж, это прибрежное плавание в акватории Черного моря, без заходов в иностранные порты. Опять повторюсь, какие глупые мы в молодости: опытный, умный человек, разъясняет мне, как лучше, а я талдычу свое: нет, мне не подходит каботаж, я птица высокого полета. Дурак, последний!
Но все, что ни делается, делается к лучшему. Все идет своим чередом. В Одессе мне больше делать нечего. И собрался я ехать к своей девушке из Западной Украины, что провожала меня в Одессу из Ялты. Она уже вернулась к себе домой и очень настойчиво звала меня к себе. Ялтинская практика у нее уже закончилась. Я решил поехать к ней, наверно больше из любопытства, чем по любви. На вокзале купил билет до Львова, вернулся на молдаванку в экипаж, за своими вещами. Простился со своими, более удачливыми, сотоварищами, сел в трамвай и поехал на поезд. Сорок пять лет назад было это, детали события уже стерлись, но осталось навсегда ощущение чего-то чудесного, словно я коснулся волшебства. Но это было в реальности, я же помню. Правда, в одесском, дребезжащем на ходу и скрипящем на поворотах, трамвае всякое чудо может случиться. И оно случилось. Этим чудом была девушка, и не просто девушка, а юная прекрасная фея, возникшая из воздуха и стоявшая на задней площадке трамвая, напротив меня. Видимо я был так поражен ее красотой, что просто не совсем понимал, что происходит. Уставившись на создание, на эту, божественной красоты хохлушечку, а сомнений в том, что она украинка, быть не могло, я не мог вымолвить ни слова. Девушка улыбнулась мне и заговорила. Она говорила по украински. Вы, надеюсь, знаете, как красива, мягкая украинская мова, а уж из ее уст, это было что то бесподобное. Я, наверно, плохо соображал в тот момент, не помню, о чем мы говорили и, вообще, способен ли был говорить я, помню лишь одну ее фразу: « Скильки ж тоби рокив, хлопыць?» и все. Дальше как в тумане: то ли она сошла раньше меня, то ли я сбежал, не помню. Но чудное видение и фраза на украинском, до сих пор со мной. Это был прощальный подарок для меня от прекрасной Одессы. Спасибо тебе, «в цветущих акациях город»!
yurshmel
Сообщения: 21
Зарегистрирован: 15 апр 2010, 11:58

Есть только миг... Называется жизнь.

Сообщение yurshmel »

Западенцы и баптисты.



Я ехал в полную неизвестность, на встречу девушке, с которой познакомился летом. Был конец августа, всего лишь месяц назад мы расстались, теперь предстояла встреча, в ее родном городе. Целый месяц мы провели с ней в Ялте, не расставаясь, так хорошо было нам вместе. Была ли это любовь? Не знаю, скорее всего, нет. Я был не готов к каким то серьезным отношениям, видимо, не пришло еще мое время полюбить. Мне очень нравилась она: красивая, ласковая, из нее получилась бы хорошая жена и мать, но мне это не нужно было. По- прежнему я жил, как когда то выражался мой дядя Роман Евграфович: «Без руля и без ветрил». Даже, неудачный, горький опыт с поступлением в морское училище в Одессе, когда казалось я нашел цель в своей жизни, был забыт, как только поезд миновал городские окраины. Моими действиями управляли инстинкты, любопытство и, надо прямо сказать, легкомысленное отношение к жизни. Лида звала меня к себе, не просто для удовлетворения туристического любопытства, она строила планы на будущее, хотела простого, человеческого счастья. А строила она эти планы, потому что я ей давал такую надежду, своим поведением и отношением. Все таки она, наверно, полюбила, но, едучи к ней, я уже знал, что семейный человек из меня не выйдет. Но я поехал. Злого умысла у меня не было, скорее любопытство и желание увидеть ее, вновь побывать с ней.
Львов произвел очень сильное впечатление, прежде всего своей архитектурой, красивыми зданиями. Он не был похож на другие города, которые довелось мне видеть раньше. Но я торопился на автобус, поэтому не стал вникать в тонкости, мне предстояло ехать в маленький город, который назывался Борислав. Городок находился почти у самой границы Советского Союза, это обстоятельство добавляло интриги в мою поездку. Но ощущения, что я еду по чужой земле у меня не было, в те времена мы были так воспитаны. Огромный СССР является единым целым и, где бы ты не находился, ты находился в своем доме и люди, живущие здесь, твои братья и сестры. Более того, каждый местный житель, практически обязан был владеть русским языком, это подразумевалось как бы само собой. Приехав во Львов я удивился неприветливости жителей, если приходилось к ним обращаться на русском языке. Но значения этому обстоятельству не придал. Вокруг было много нового, чего раньше видеть мне не приводилось. К чистоте городских улиц я привык в Ялте, но здешняя чистота отличалась каким то особым состоянием. В Ялте часто можно встретить дворника и плакат с лозунгом от Н.С.Хрущева: « Чисто не там где метут, а там где не сорят». Здесь не было этих глубокомысленных изречений, но была просто чистота, украшенная зеленью садов и цветами. При этом не имело принципиального значения: городишко это или сельское селение. Люди аккуратно одеты, обстановка на улице тихая и спокойная. Вот в окружении этой идиллической обстановки я и ехал по живописной местности навстречу радостной неизвестности, на встречу, к ожидавшей меня девушке.
Город Борислав оказался таким же милым, чистым и уютным, как и всюду, в этих краях. Лида меня не встречала, потому что мы договорились в письме, что я ее найду дома, по адресу. Прежде чем идти к ней, я нашел гостиницу и поселился в ней, к удивлению там были места, что в советские времена было редкостью. Она жила на улице Першого Травня, то есть на Первомайской. Улочка, как и следовало, ожидать, была тихой и зеленой, домик чистенький и ухоженный. Лида, радостно выбежавшая мне навстречу, пригласила меня в дом и познакомила со своей мамой. Приветливая, очень опрятная женщина пригласила в дом
и незаметно разглядывая меня, пошла на кухню готовить чай. Мы с Лидой скромно сели на диван и смотрели молча друг на друга. Лидина мама пригласила нас за стол и стала расспрашивать меня, как это делают все матери при знакомстве с потенциальными зятьями. Я, в свою очередь, внимательно разглядывал обстановку в доме. Интерес вызвал, висящий на стене кусок белой материи, на которой было написано: «Христос – свет миру». Были и другие полотна, с подобными текстами. Когда мы с Лидой, освободившись от допроса, вышли на улицу, я спросил ее, что это за плакаты. Она сказала, что родители ее баптисты. Несмотря на все уговоры родителей, моя Лида не входила в баптистскую секту, из-за этого в семье были постоянные конфликты. Оказалось, что баптистов в этих местах и в городе, в частности, очень много. Причем, внешне они очень смирные люди, знай себе, славят Христа, да все. Но это далеко не так, не все так просто. Свою дочь Лиду они подвергали жестоким преследованиям, принуждая ее принять их веру, требуя регулярно посещать их собрания, следовать их правилам. Но Лида не хотела такой жизни, она вступила в комсомол, против воли родителей поступила учится и всячески боролась за свое право быть вне секты. Этот семейный конфликт, вышел за пределы секты и семьи, получил городскую огласку. В горкоме комсомола узнали о моем приезде, город ведь маленький, пригласили к себе. Очень тщательно расспросили меня и, узнав, кто я такой, попросили помочь им в борьбе с баптистской общиной, за душу моей Лиды. Таким образом, волей неволей, я оказался втянут в идеологическую борьбу, на, далекой мне, Западной Украине. Все это напоминало эпизоды из истории борьбы за советскую власть, в годы революции и после отечественной войны. Всю серьезность ситуации мне объяснили двое мужчин, которые вечером встретили меня около гостиницы и попросили вежливо, но очень строго, не тревожить Лиду и ее семью, сказав при этом, что москаль должен жить в России, а не совращать здешних девушек.
Перед нами с Лидой возникла реальная проблема, что нам не дадут быть вместе и никто помогать нам не будет. Что делать? Первое, что приходит на ум, уехать. А, куда? Но в советское время проблемы с этим не было. Страна постоянно испытывала нехватку рабочих рук. Говоря современным языком, во всех средствах массовой информации, в те годы проводилась тотальная рекламная компания по набору молодежи, на Всесоюзные ударные комсомольские стройки. Ведали этим процессом комсомольские комитеты на местах. Мы с Лидой пошли в горком комсомола, попросили отправить нас на такую стройку. Приняли нас с распростертыми объятиями и предложили поехать на Дальний Восток. Но так как, стройка расположена очень далеко, условия жизни не известны, лучше вначале поехать мне одному, а затем ко мне может приехать и Лида. Такой разумный совет нам понравился и мы согласились. Сейчас то я понимаю, что местные функционеры нашли хороший способ спровадить меня куда подальше, а тогда мы приняли все это за чистую монету. Мне выдали бумагу и сказали, что бы я ехал во Львов, в обком комсомола, там мне все дадут. Проводила моя Лида меня в дальний путь со слезами, второй раз за два месяца, осталась ждать весточки с Дальнего Востока. А дома ее ждали родители, довольные, что так запросто избавились от москаля.
Приехал я в красивый город Львов. Нужно было найти обком комсомола, где он я не знал,
поэтому, сев в трамвай, идущий по кругу, через центр и железнодорожный вокзал, спросил пожилую женщину, где находится этот обком. К своему удивлению в ответ я услышал: «Хиба ж, я знаю?» Пассажиры слышали наш разговор, но никто не проронил ни слова. Я в недоумении, пытался понять, что происходит. Ко мне подошла одна женщина и на русском языке объяснила, где я должен сойти. Затем она сказала: «Не обращай на них внимания, сынок, они не скажут». Оказалось, что обком комсомола находится в центре города, в здании обкома партии и это совсем рядом, трамвай идет мимо. В обкоме со мной разобрались очень быстро, вручили путевку, дали денег и сказали: дуй отсюда. Ни каких комсомольцев, рвущихся строить коммунизм в России, я там не увидел. На вокзале купил билет до станции Угольная, это рядом с Владивостоком, как Юдино у нас в Казани. Для приобретения билета, пришлось предъявить путевку, оказывается еду в пограничную зону и без особого разрешения туда нельзя. Денег получил достаточно: на билет через весь Советский Союз, прокорм в дороге и на полмесяца жизни по приезду. До отправления поезда оставалось почти полдня и я пошел посмотреть город. Нет слов, город Львов прекрасен, прежде всего, своим классическим обликом, старинного европейского поселения. До этого времени мне не приводилось бывать в таких городах и я с большим интересом рассматривал его. Робко зашел в католический собор, шла служба и играл орган. Нужно ли говорить, что ничего подобного я до этого не слышал. Да и вообще, ни когда еще я не был ни в каком храме. Удивительно, но обстановка в соборе не давила на меня, я почувствовал себя, как бы частью храма и это было для меня, совершенно необычным. Сейчас уже не помню, но где то рядом находился другой храм, как я понимаю православный. Теперь, уже гораздо смелее я зашел и туда. Впечатление другое, но также впечатляет. В городе есть улица, где не могут разойтись два трамвая, такая она узкая, называется почему то: русская. Так потихоньку, разглядывая дома и большие здания, пешком я прошел большой круг по городу и вернулся на вокзал.
Хорошее впечатление осталось от жителей, если с ними не общаться. Молодые парни очень хорошо одеты, высокие и стройные, они вызывали восхищение и зависть. Мне невольно вспомнилась Одесса, где так красивы и нарядны девушки. А здесь во Львове наоборот, как интересно получается. Но настоящим украшением Львова были гуцулы, которых я увидел на вокзале. Их было много и были они очень веселые, красивые, усатые и очень открытые, совсем не такие как те, которые в трамвае.
С хорошим настроением и надеждой на будущее, сел я в поезд и поехал на другой конец необъятной страны. Мне предстояло отмахать около двенадцати тысяч километров, почти треть окружности нашей планеты Земля.
yurshmel
Сообщения: 21
Зарегистрирован: 15 апр 2010, 11:58

Есть только миг... Называется жизнь.

Сообщение yurshmel »

Мой адрес, Советский Союз.



«На дальней станции сойду, трава по пояс…». Кому из моих сверстников не знакомы эти слова из песни? Мне кажется таких нет. Моя молодость пришлась на период в жизни нашего государства, когда слова: романтика, тайга, дальние края, звучали повсеместно и повседневно, Особенно отличалась радиостанция «Юность», которая работала на волне «Маяк». На других радиостанциях также звучали лирические песни А. Пахмутовой, которая несомненно была лидером комсомольской романтики. Об этом же постоянно писали и газеты во главе с «Комсомольской правдой». Поэты писали стихи о том же, а молодые люди с упоением читали. Одним словом, романтикой были «заражены» многие советские граждане, особенно молодежь, всегда готовая к перемене мест. Конечно, не был сторонним наблюдателем и я. Мечта уехать далекую дальность, туда, где вершится история нашего государства, где в суровых условиях возникают могучие электростанции, вырастают молодые города, где каждый день-подвиг, эта мечта всегда звала меня. Наконец, она стала приобретать реальные черты: на перроне ярославского вокзала меня ждет скорый поезд №1 «Москва – Владивосток», фирменный поезд «Россия». Приветливые проводницы, очень похожие на стюардесс, с улыбкой проверяют билет и приглашают в вагон. Впереди семь суток пути через всю страну, а еду я из крайней точки СССР на западе, из города Борислав, в противоположную крайнюю точку, на востоке: Большекаменск. Наш поезд движется по северному маршруту через Ярославль и Киров, на Свердловск, обходя, таким образом стороной мой родной Татарстан. Места, по которым мы едем, для меня совершенно новые и я, конечно, старался увидеть, как можно больше. К сожалению сейчас мало что могу вспомнить, в памяти сохранились лишь отрывки, да некоторые эпизоды. Множество разных вокзалов и станций, бесконечное мелькание за окном вагона деревень, поселков, рек и речушек, полей, лесов и перелесков слилось в единый калейдоскоп. Сибирь, запомнилась почему то вареной картошкой. Ее продавали везде, на каждой станции. На перронах также продавали толстую вареную колбасу, типа любительской. Колбаса эта была горячей, продавщицы доставали ее из большой кастрюли, где она варилась в кипятке. Горячая колбаса, вареная картошка и хлеб были моим питанием на протяжении всей дороги по Сибири. Около Новосибирска все с интересом ждали, а затем с интересом смотрели на мост через реку и на саму Обь. Какое впечатление это произвело на меня, не помню, но то, что ждали, помню.
Но, все ждали главный объект Транссибирской магистрали: озеро Байкал. К тому времени пассажиры поезда уже перезнакомились друг с другом, разбились на компании и компашки, вынужденный досуг проводили в меру своего разумения и возможностей. Иногда наш поезд напоминал мне большое общежитие. Но вот, наконец, после Иркутска, наш поезд стал реально приближаться к знаменитому озеру. Первая станция на берегу Байкала – Танхой, выхожу из вагона и вижу, что вместо колбасы продают рыбу в разных видах, но все, почему то, спрашивают омуля. Я узнаю, что это самая знаменитая байкальская рыба, но лов ее под запретом. Так и не удалось мне попробовать, что за чудо, этот омуль. Наш поезд идет вдоль береговой линии, красота неописуемая, что то подобное в нашей стране можно увидеть только на участке железной дороги от Туапсе до Сочи. Но на Байкале все таки, по моему, главнее. Следующая станция – Слюдянка, на этой станции, мы со своей компанией решили набрать байкальской воды. Заранее приготовили стеклянные бутылки из под лимонада, дождались остановки и бегом побежали через рельсы к воде. Неуклюжим растяпой я ни когда не был, поэтому трудно понять, как это я умудрился споткнуться о рельс. Но это произошло, и со всего размаху я упал на каменистую землю байкальского берега. Стеклянная бутылка разбилась в руке, повредив мне вену. Весь испачканный в крови, быстро вернулся в вагон, где с помощью проводницы и пассажиров, мне наложили жгут на руку и остановили кровь. Разрез оказался большим, требовалась медицинская помощь и все решили, что меня нужно везти в Улан – Удэ, где есть соответствующие условия и хирурги. От Слюдянки до Улан-Уде, наш поезд должен, по расписанию, идти чуть более четырех часов. Без сомнения на этом перегоне я был в центре внимания и заботы, добровольные помощники следили за моей рукой, так как нельзя обескровливать руку более, чем на два часа и они регулярно пускали кровь, ослабляя жгут. Общими стараниями меня благополучно довезли до города, а там уже на вокзале ждала скорая помощь, которая отвезла в больницу на операцию. Операция оказалась простой: почистили рану, наложили швы, забинтовали руку, повесили ее с помощью бинта в горизонтальном положении и отпустили восвояси. С чемоданом в руке и походной сумкой через плечо я пешком поплелся на вокзал. Больница была недалеко от вокзала и я довольно быстро добрался до него. На вокзале мне не понравилась, очень много, каких то подозрительных личностей и чуть ли не откровенных бандитов. Поэтому, не дожидаясь Владивостокского поезда, закомпостировал билет на ближайший и поехал дальше. Но так как поезд шел только до Хабаровска, мне пришлось делать там пересадку. Железнодорожный вокзал в Хабаровске был довольно современным и большим, но что там творилось! Такого количества босяков и оборванцев я не видел ни когда. На вокзале в распоряжении пассажиров представлены два этажа: первый и полуподвальный. На первом этаже люди находятся в постоянном движении, кто то спешит на посадку, кто то сошел с поезда. В нижнем этаже, практически в подвале, люди лежали и сидели на скамейках, разложив свои пожитки, хлеб, еду и выпивку. Сразу видно, что это постоялцы, а не пассажиры. Это было похоже на какое то сборище беспризорников, только не детей, а взрослых мужчин и женщин, некое подобие цыганского табора, только беспорядочного и не такого красочного. Эта публика демонстрировала, как нельзя лучше, что Хабаровск является транспортным узлом всей Восточной Сибири. Погуляв по вокзалу, я нашел сносное местечко в одном из помещений и продремал до утра. Утром, перед посадкой на поезд, зашел в медпункт, где мне обработали швы и сделали перевязку. Моя рана, как и положено, благополучно заживала, шел ведь уже третий день после операции.
К полудню пришел мой поезд на Владивосток. С чувством облегчения я сел и поехал дальше по назначению. На следующее утро наш поезд приближался к столице Приморья, Владивостоку. Последняя станция перед ним, Угольная. Мне здесь выходить на пересадку. Выйдя из вагона, я сразу почувствовал неповторимый запах моря, хоть его и не видно было. На этой станции я должен пересесть в электричку и ехать до районного центра Шкотово и там уже на автобусе в город Большой Камень, конечный пункт моей Одиссеи. После обеда я был уже на месте, в строительном управлении. Предъявил свои документы и получил направление в общежитие, а также на работу.
Итак, позади почти двенадцать тысяч километров пути. Я проехал из конца в конец всю нашу огромную страну, с громким названием Союз Советских Социалистических Республик. В дороге я встретил свой день рождения, мне исполнилось ровно двадцать лет, началась взрослая жизнь. Беззаботное время юности и удалой молодости ушло в безвозвратное прошлое.
yurshmel
Сообщения: 21
Зарегистрирован: 15 апр 2010, 11:58

Есть только миг... Называется жизнь.

Сообщение yurshmel »

Ударная, комсомольская.



На работу меня зачислили в бригаду плотников. Работали на самой обычной стройке в городе. Строили жилье для рабочих судоремонтного завода. Этот завод был, как принято сейчас говорить, градообразующим предприятием. Предназначался он для ремонта атомных подводных лодок. Но это обстоятельство было очень большим секретом, правда, известным всем жителям города. Но такова уж была система в нашей стране, представители КГБ готовы были засекретить даже общественные туалеты от вражеских шпионов. В.И.Ленин обещал ведь строить при коммунизме туалеты из золота. Но, шутки в сторону, завод находился на берегу большой и красивой бухты, нормально работал и выполнял свои важные функции. Ни о какой комсомольской стройке не было и речи, город Большекаменск, такой же обычный провинциальный городишко, как и Зеленодольск, например. Просто он находился в другом месте. Весь комсомольский пафос в итоге сведен был к самой банальной вербовке на работу. Атмосфера городской жизни определялась тем, что основная масса людей состояла из приезжих с самых разных мест Союза. В основном это были молодые люди, либо по какой то причине сорвавшиеся со своих родных мест, либо оставшиеся здесь после службы в армии. Здесь, похоже, собрались представители всех национальностей. Все они жили в общежитиях, которые с виду были обычными пятиэтажками, только без балконов. Внутри этих зданий на каждом этаже во всю длину здания коридор, в который выходили двери жилых комнат. В концах коридора по туалету и по одной душевой комнате. Общежития занимали практически целый микрорайон. Здесь жили «передовые комсомольцы», а точнее люди, которых забросила сюда судьба.
Не могу говорить о всех комсомольских стройках, но злые языки говорили, что все это большая фикция. Комсомольское участие сводилось лишь к показухе, в целях пропаганды преимуществ нашего строя. На самом деле, основную роль и грязную работу выполняли заключенные и обычные рабочие, привезенные на стройку по оргнабору. Вот и здесь, никто не собирался принимать меня, как комсомольского энтузиаста, приехавшего за трудовыми подвигами и комсомольской романтикой. Мне объяснили, что в течении года я не имею права уволится, потому что получил деньги на проезд и подъемные. Поэтому, дружок, иди работай и не возникай. Но я и не роптал, пытался прижиться на новом месте, настроился на нормальную работу. Записался в библиотеку, ходил заниматься в спортивный зал. Вечерами, писал письма своим близким, в первую очередь, конечно, на Западную Украину, оставшейся там Лиде. Регулярно мы переписывались с моим другом Костей. Он служил в ГДР, службой был доволен. Я уже говорил, что он дружил со спортом, в частности хорошо играл в футбол, а в армии это ему пригодилось. Почти всю службу он провел на тренировках и играх за свою воинскую часть, что, безусловно, скрашивало армейские будни. Письма, отправляемые авиапочтой, являлись самым быстрым и надежным средством связи. По современным меркам сроки доставки писем адресату могут вызвать лишь улыбку. Например, письмо от Кости из Германии до Дальнего Востока шло не менее шестнадцати дней. Конечно, я с нетерпением всегда ждал писем, это была основная радость. Но переписка по почте требовала определенных усилий: нужно написать письмо, нужно запечатать конверт и опустить его в почтовый синий ящик. Не у всех хватало на эти действия терпения, а может и другие причины, становились на пути почтового обмена. Так или иначе переписка зачастую угасала, даже между близкими людьми. Так случилось и у нас с Лидой. Переписка, такая активная в первое время разлуки, незаметно стала утихать, а затем прекратилась полностью.
Заводские рабочие, в основном, жили в городских квартирах. В общежитиях жили молодые работяги со стройки, не имевшие в здешних местах ни кого из близких и родных. Они полностью были предоставлены сами себе. Может этим и можно объяснить, то пьянство в общежитейской среде, которое процветало здесь. Не знаю, но пьянство это было ужасным, можно сказать, всепоглощающим. Причем, этот процесс имел, как бы организованный характер, а именно: все более или менее нормально работали до дня получки. И вот он наступал, этот день. Так как все работали на стройке, деньги получали все, почти одновременно, в один день. С работы, в тот день, я пришел уже затемно, на дворе ведь осень, темнеет рано. Поначалу даже не понял куда попал. Поднявшись на свой этаж, оказался в полной темноте, в коридоре не горело ни одной лампочки. Двери в комнаты распахнуты настежь и отовсюду пьяные крики, ругань и мат. Пол в коридоре облеван и загажен, ужас. Всю ночь длилось «веселье», утихомирились только под утро. Конечно, на работе, на следующий день появились далеко не все.
Самое интересное, что на трезвую руку, эти же молодые ребята мечтали о хороших заработках, хотели получше устроить свою жизнь. Они прекрасно понимали, что находятся здесь, в этом дивном краю временно и неизбежно вернутся к себе домой или, как здесь говорили, на Запад. А край, в который забросила нас судьба был, действительно прекрасен. До сих пор сожалею, что не удалось поподробнее ознакомится с здешними местами, воочию убедится в их неповторимости. Наша бухта, на берегах которой и по имени которой, назван город, была красива, даже очень. Но я ни разу не ступил ногой на морской берег этой бухты. О природе края, в который я попал, можно говорить бесконечно, это просто удивительная земля. Своеобразным символом Дальневосточья можно назвать сопки, расположенные повсюду, но я не поднимался ни на одну из них. Особенно поразили меня сосны, растущие на побережье, своими плоскими ветвями они говорили без слов, что противостоят морским ветрам и защищают берег от разрушения. Я не ботаник, и, конечно, не был им и тогда, но на интуитивном уровне, чувствовал, да и видел, естественно, что здесь совсем другая природа и природа эта очень богата. Все это говорило мне, как далеко я забрался. Но мне ни разу не довелось попасть в дальневосточную тайгу, чтобы на месте увидеть ее неповторимую красоту. Мы действительно были в этих местах временщиками и никто не собирался уговаривать нас, чтобы остаться.
В дни трезвости, основной темой в разговорах были деньги. Все мечтали о больших заработках. Способ заработать хорошие деньги был один: нужно устроиться матросом на рыболовный сейнер. О заработках рыбаков ходили легенды. Но большинство молодежи в общежитии были, как и я, завербованы комсомолом и стройорганизация не выдавала на руки трудовые книжки, а без нее устроиться на работу было невозможно. Мы были заложниками. Не знаю каким образом, но я узнал, что можно найти выход. Оказывается просто нужно запросить на прежнем месте работы дубликат трудовой и обрести, тем самым, свободу. Сказано-сделано. Пишу в Зеленодольск, на родную Дуню письмо с просьбой выслать мне дубликат, якобы в связи с утерей. Через месяц получаю на руки новенькую трудовую книжку с соответствующими записями о прежнем месте работы, я свободен. Конечно, пока ждал документа, я активно искал возможное место работы в рыболовецких организациях. Добрые люди подсказали, что недалеко отсюда находится остров Путятин, на котором имеется рыбокомбинат, а при нем рыболовецкий флот. Поехал туда посмотреть. К моему удивлению, меня сразу приняли матросом на рыболовецкий сейнер. Сбылась моя мечта: я моряк и буду работать на настоящем морском судне, ловить рыбу и зарабатывать большие деньги. Наступило время настоящей взрослой жизни, теперь уж юность закончилась бесповоротно. Собрав нехитрые свои пожитки, я отправился к новым, морским рубежам.
yurshmel
Сообщения: 21
Зарегистрирован: 15 апр 2010, 11:58

Есть только миг... Называется жизнь.

Сообщение yurshmel »

Остров Путятин.



Остров Путятин находится в заливе Петра Великого, вернее на входе в него со стороны моря. В свою очередь, в этом месте расположен более узкий залив, отходящий вглубь материка. Это залив Стрелок, в котором было несколько бухт, с соответствующими именами: Разбойник, Абрек и другие, в которых «квартировали» военные моряки со своими грозными кораблями и подводными лодками. Путятин располагался в центре залива и служил, видимо, ширмой от американских шпионов, скрывая нашу морскую силу. Остров получил свое имя в память об известном русском адмирале Е.В.Путятине. Именно этот мореплаватель впервые нанес на карту и исследовал остров, прилегающие берега и морские просторы. Еще одна фамилия тесно связана с историей острова: Старцев Алексей, владивостокский магнат и миллионер. Он превратил остров в «рай на земле», развел сады, выращивал пятнистых оленей, производил здесь уникальный фарфор, высококачественный кирпич и даже шелк. Но пришла революция и все это «безобразие» комиссары прекратили, чтобы буржуй не пил драгоценную, пролетарскую кровь гегемона. К моменту моего появления, память об этом человеке и его «художествах» благополучно исчезла. Правда, кое-кто знал, что самая высокая гора острова называется сопкой Старцева.
От материка, остров отделяет пролив, через который ходил небольшой, старенький паром. Нужно ли говорить, что ступил я на его палубу с замиранием сердца, понимая, что вступаю в новый период своей жизни, что частично сбывается моя одесская мечта о море. На пароме царила почти домашняя обстановка, немногочисленные пассажиры и члены команды, все знали друг друга. В небольшой кают-компании, открытой и для пассажиров, команда сидела за столом и обедала. К моему удивлению, они с аппетитом ели уху из камбалы. Сейчас, когда прошло сорок пять лет, далеко не все поймут причины моего удивления. Но для этого, нужно знать бытовые мелочи нашей жизни тех лет. Морская рыба продавалась тогда в очень ограниченном ассортименте и люди, предпочитали есть речную. Камбала, кстати, продавалась, но ее презрительно называли: « одноглазая» и ударение ставили на последнем слоге. Все богатое многообразие морской рыбы, которую потреблял советский человек, сводилось к кильке, тюльке и селедке. До сих помню лозунг советской торговли пятидесятых годов: « Давно попробовать пора бы, как вкусны и нежны крабы». В 1965 году этот лозунг, конечно, исчез, но камбала продолжала оставаться в моем сознании, этакой, как бы ненастоящей рыбой. Отсюда и мое удивление. Представление о море, которое сформировалось в Ялте, совершенно не совпадало с тем, что я увидел здесь. В Ялте море было частью курортного антуража, просто большим бассейном для купания, морем для любования и легкого щекотания нервной системы во время шторма. Здесь это было море- источник жизни, море - труженик, работяга и кормилец. Хорошо помню масленые глазки матросов на прогулочных катерах, курсирующих вдоль южного берега Крыма. Подавая руку очередной пассажирке, что бы помочь ей ступить на слегка покачивающуюся палубу, они смотрели на ее , как сытый кот на сметану. Здешние моряки, матросы парома были просто твоими друзьями, перевозить пассажиров с материка на остров, их обычная работа. Море для этих ребят пахло не духами кокоток, а трудовым потом.
Полчаса хода и наш «лайнер» швартуется к одному из причалов на острове Путятин. Прямо перед нами цеха рыбокомбината, слева проход в поселок. Придя в контору, в отделе кадров предъявляю свои документы и меня принимают на работу. Теперь я матрос РС «Аргода», но сейнер в море и будет у причала только вечером, а пока идите молодой человек устраиваться в общежитие, оно здесь рядышком. Оказывается здесь такой порядок: ты работаешь и живешь на судне, но в общежитии за тобой закреплено место, там же ты и прописан. Позже я понял, что это очень разумное правило. Сам поселок располагался на берегу широкой бухты, лицом так сказать, к материку. Весь поселок, состоял в основном из частной застройки. Его окружали сопки, а дома уходили по низине между сопками вглубь острова. Здесь же около причалов рыбзавода, рядом с конторой был, как бы центр. Почта, сберкасса, магазин и двухэтажный барак, небольшая площадь, на дальнем конце которой в скверике красовался дом культуры, составляли центральную часть поселка. В сотне метров за ним, на горке в двухэтажном здании было общежитие. Также недалеко от клуба, ближе к частным домам находилась столовая и буфет при ней. Вот и весь поселок. На острове имелся также зверосовхоз, расположенный недалеко от нашего, рыбачьего, сразу за самой высокой сопкой. Еще подальше на другой стороне острова в бухте Широкая была база Морфлота. Но все это я узнал позднее, а пока пришел в общежитие, где мне быстренько определили мою комнату и койку. До вечера погулял по поселку и, когда начало смеркаться, встретил у пирса свой сейнер. Он не был похож на круизный океанский, многопалубный гигант, глядя на который захватывает дух, нет, это был, мягко говоря, слегка обшарпанный, серенький, больше похожий на катер, теплоход. Но на швартовку шел он очень уверенно и было видно, что море это его стихия, настолько естественно и красиво смотрелся он на водной поверхности. Мне он показался просто красавцем. При подходе к пирсу, на палубе появились два человека, ловко набросили канаты на металлические причальные кнехты и сейнер, деловито встал у причала. На палубе появились еще люди, открыли крышку трюма, палубная стрела опустила большую, металлическую бадью вниз и через минуту оттуда послышалось: Вира! Началась разгрузка пойманной рыбы. Рыбу отправляли прямо в цех на обработку. Подождав конца работы я ступил на палубу сейнера и поздоровавшись, спросил: «где найти капитана?» Проводивший меня к капитану человек оказался боцманом, самым главным начальником матросов. Капитан посмотрел документы и отдал меня в распоряжение, приведшего к нему боцмана. Тот выдал мне рыбацкую робу, резиновые сапоги, белые хлопчато- бумажные перчатки, постельное белье и проводил в матросский кубрик. Познакомившись с командой, я пошел вместе со всеми в кают-компанию ужинать. На ужин «подавали» макароны с тушенкой по флотски, рыбу жареную и компот. Поел с удовольствием, очень вкусно. После ужина некоторые ушли в поселок домой, холостые и бездомные, вроде меня, остались на судне. На ночь были назначены вахтенные: матрос и механик, остальные пошли спать. Утром проснулись уже в море, оказывается судно выходит в море рано, управляют им вахтенные и штурман или капитан. До района лова два-три часа хода, то есть мы начинаем ловить рыбу, примерно к семи утра. Боцман объяснил обязанности, которые я должен выполнять на разных стадиях ловли. Меня поставили на заднюю доску. Доска это чисто условно сказано, на самом деле это целый планер из металла, весом в семьсот килограммов. Она подвешивается на стальные уздечки, примерно, как воздушный змей. Только вместо хвоста, сзади крепится одно крыло трала. С носа сейнера опускается вторая доска. Планируя в воде, они раскрывают трал на всю его ширину, высота раскрытия определяется: вверх - поплавками (кухтылями), вниз - грузилами. Вот и все. Сейнер вооруженный таким тралом, как трактор перепахивает морское дно, согребая все живое и не живое на своем пути. Глубина траления до двухсот метров, время хода с тралом до двух часов.
Выметав в морскую пучину трал, мы пошли завтракать. Завтракали в кают – компании, в которой помещалось не более восьми человек, то есть вся палубная команда (матросы – 6 человек), боцман и тралмейстер. Все остальные позавтракали раньше. На завтрак была каша, холодная рыба, кофе с молоком и сливочное масло, все очень вкусно и сытно. Позднее, я узнал, что это традиционная система питания, государство выделяло на эти цели 91 копейку в день на члена команды. В торговом флоте, кстати, довольствие составляло чуть более одного рубля на эти цели. Нам давали меньше, потому что мы ели государственную рыбу, которую сами же и ловили. После завтрака все матросы стали заниматься делами, кто по поручению боцмана – хозяйством судна, кто под руководством тралмейстера – рыбацкими снастями. Экипаж сейнера составлял 16 человек. Шесть матросов – палубная команда, основное физическое тягло судна. Боцман и тралмейстер – их непосредственные начальники. Отдельно кок и радист, его мы звали: «марконя», это белая кость команды, даже на окалывание льда с надстроек, в зимний шторм, они выходили лишь после приказа капитана. В экипаже еще два механика во главе со стармехом (дедом) и два штурмана с капитаном, вот и вся команда. Без малого два года провел я на рыболовном промысле и глубоко благодарен судьбе, что довелось пройти эту школу жизни.
Через два часа подошло время поднимать трал, все встали по своим местам, начала работать главная лебедка, выбирая со дна моря нашу снасть. Сейнер застопорил ход и мы стали ждать появления трала на поверхности. Вот из воды показались распорные доски, раскачиваясь на волне они приближались к своим местам. Поймав за уздечку свою доску, я закрепил ее, как положено и пошел на площадку в центре палубного пространства помогать другим матросам. Из воды трал выбирается с помощью грузовой стрелы перехватами по три, примерно метра каждый. Для этого наиболее опытный матрос с помощником прижимает сеть к борту и удавкой сжимает горловину трала, которую затем цепляет к гаку стрелы. После нескольких таких перехватов появился кутец трала, в котором была рыба. Грузовая стрела сейнера имела грузоподъемность до пяти тонн, поэтому мы за один прием подняли на борт весь улов. Меня раздирало любопытство, что же поймали мы в море. Выпущенная из кутца рыба, трепыхалась на палубе, глаза просто разбегались от ее разнообразия. Но нужно было работать дальше, поэтому лишь сделав другой замет, я смог спокойно рассмотреть пойманное. Рыба лежавшая на палубе, была самых разных размеров и вида. Многое я видел впервые и даже не знал, что это такое. В большой рыбной куче шевелились разнообразные крабы, какие то моллюски, ракушки и несколько осьминогов. Все это добро нужно было, оказывается, сортировать. Дело в том, что мы, как мне объяснили, ловим так называемую частиковую рыбу, из которой изготавливаются самые дешевые консервы: фрикадельки и котлеты в томатном соусе. При этом в дело шла любая рыба, но не морепродукты, их нужно выбрасывать в море. Так как улов наш был невелик, то с сортировкой мы справились довольно быстро.
Тут же ребята научили меня варить крабов. Это очень просто, берешь двумя руками за клешни, ногой наступаешь на его туловище, потянув клешни вверх, вырываешь их и засовываешь в ведро с морской водой. Спросив согласия у кока, ставишь на плиту и через полчаса уже готово. Одному съесть целого краба, оказывается, не под силу, два-три человека в самый раз, очень уж он большой. Отношение к крабовому деликатесу в команде было безразличное, кто хотел, тот ел, внимания на это никто не обращал. Со временем я привык к поеданию самых разнообразных морепродуктов, но никогда в команде не было какого то особого отношения к экзотике такого рода. Тебе нравится, ну и ешь на здоровье. Но были и общие пристрастия, например: когда в трал попадалась крупная треска. Наш кок вспарывал у нескольких рыбин животы и мы всей компанией ели свежую, жареную печень. Правда, когда это случилось первый раз, меня сразу предупредили, что бы не увлекался, много не ел. В печени трески очень много жира и перебор может сказаться на здоровье, может нарушиться витаминный баланс в организме. Со временем привык и ел уже без опаски. Также любили рыбные котлеты, но делали их только, если в улове одновременно были треска и окунь терпуг. Кажется, вкуснее таких котлет не бывает. Были и другие пристрастия, связанные, прежде всего с ассортиментом уловов. Но все это было впереди, сейчас, для меня важнее всего было, не ударить в грязь лицом. Саму мысль, что я не смогу на сейнере все делать, как это требуется, отбрасывал. Я был в восторге, что нахожусь на рыболовецком судне среди таких замечательных людей, что я в море и у меня есть шанс стать настоящим моряком.
Так как в этом выходе в море, уловы с каждым заметом были невелики, а на улице был небольшой мороз, пойманная рыба не портилась, мы не приходили на свою базу три дня, ловили круглыми сутками. К вечеру третьего дня благополучно ошвартовались у родного причала. Как настоящий моряк, я перепрыгнул через борт на пирс, что бы принять швартовый конец и сразу попал в казус, который состоял в следующем: за время нашей рыбалки я отвык от земной тверди. И вот теперь, ступив на пирс, с ужасом почувствовал, что он качается. Инстинктивно присел на корточки и руками оперся в настил. Ни чего глупее, мне кажется, в жизни не приходилось испытывать. Быстро сообразив, что это последствия морской качки, встал с четверенек и постарался сделать, что требовалось. Спасибо боцману, он не подал виду, что я так оплошал. После только сказал: « Ты, Юра не расстраивайся, это пустяк, с другими бывает и хуже, а из тебя моряк получится». Всю жизнь мне везло на хороших людей! К сожалению, помню лишь имя его, Николай. Его поддержку, доброе участие в моем становлении, как моряка, трудно переоценить. Спасибо ему.
Ответить