Хорошо темперированный триптих

Сложился триптих. Его части создавались как отдельные произведения: первая — два с лишним года назад, ранней весной; последняя — вчера, в разгар лета. Не помню, размещал ли я в ЖЖ первое стихотворение. Но оно, как и второе, существующее здесь по соседству, в триптихе, считаю, смотрятся совсем по-другому.

В 2005 году я переписывался с одной россиянкой, умной, симпатичной, любительницей и ценительницей поэзии; она была первым читателем стихотворения "Мажнун-тал"; она не поняла, что такое "тал", "мажнун", "мажнун-тал"; тогда-то я и осознал: нужны комментарии.

Хорошо темперированный триптих

I

Высоченная ива плакучая. Одинокая. Ее длинные-длинные ветви. Покрытые только-только пробившейся зеленью. Провисающие сверху вниз, почти до земли. И развевающиеся на ветру. Как распущенные волосы…

Иву плакучую по-узбекски называют “мажнун тол”. “Тол” — ива. Отсюда: “тальник” — растущая по-над речкой кустарниковая ива. Мажнун — по-русски это слово принято писать “Меджнун”.

Мажнун — безумец. Именно в этом смысле отец красавицы Лейлы прозвал любящего ее юношу Кайса, бедуинского поэта конца 7 в. Кайса ибн Мулауваха. По преданию, Лейлу выдали замуж за другого, а поэт удалился в пустыню, где сочинял стихи в честь возлюбленной.

Потом Мажнун стало как бы вторым именем Кайса, затем — и основным.

История Мажнуна и Лейлы вдохновила многих поэтов и прозаиков Востока: Низами, Навои, Джами и др.

Со временем слово “мажнун” обрело и другое значение, — одержимый любовью, а также — обезумевший (в переносном смысле) от страданий любви.

Мажнун-тал — символ сердечной страсти, горя, разлуки, одиночества, безысходности.

Мажнун-тал
Локоны милые, нежные пряди ивы плакучей
ветер ласкает с чувством и толком ранней весною,
сердце поэта полнится грустью томной, не жгучей,
благо, Всевышний, не испытуешь прежней тоскою.
Ива плакучая — это в России женские слезы, —
звать Мажнун-талом сердца печали здесь, на Востоке,
муки поэта, страсти безмерной призраки, грезы
в непостижимом, необъяснимом вьются потоке.

II

Представьте: стена пирамидальных тополей метров под 30 высотой (ствол своей прямизной — аналог корабельных сосен). Можно с ними вести разговор? Вполне. Поэзия? Да. Лирика? Да. Пейзажная? А почему бы и нет! Пейзаж, природа, наши взаимоотношения с ней — это ведь не только "ля-ля-тополя"...

То ли эхо, то ли зов…
— Тополя пирамидальные!
В дали смотрите вы дальние...
Не видать ли в дымке времени,
мне дано ль грести до ста?

Отвечают в шумном шелесте:
— Лилипут печальной внешности!
Упускаешь дни ты летние —
ни пушинки, ни листа...

— Гулливеры вы, но странные, —
обрываю речи бранные, —
переходите на личности,
я ведь вас растил с прутков...

— Не смешны ль твои амбиции?
Белой ниткой шьешь ты фикции,
свищешь всякие тут дикости,
от таких тошнит шутов...

— Тополя пирамидальные!
Нам внимают звезды ранние:
то ли эхо? ветра ль хитрости?
иль тоски прибой и зов?..

III

Тот же парк, только при неимоверной жаре (в этом году, пожалуй, почти как в Эмиратах); те же масштабы (парк занимает более 50 га); и мы те же – Мажнун-тал (Ива плакучая) и автор этих строк. Те же, но, если строго, то условно. Как говорится, нельзя дважды войти в одну и ту же реку: меняется каждое мгновение. Мы с Ивушкой, конечно, не такие уж мобильные. И всё же! Прошло-то более двух лет…

Опора
Волны и горькой и сладкой печали,
локоны и изумрудный твой взгляд, —
как они, помнишь, меня восхищали
ранней весною, два года назад.
Нынче же лето златое в разгаре:
будто плющом воздух златом обвит,
люд по макушки весь златом залит, —
южное солнце в златом тут угаре.

Возле излучины той же канала,
ножку смочив в рукотворной росе,
смотришь с улыбкой; твои опахала
в невыразимой застыли красе.
В гроздьях протяжных изящной причёски
взор омрачает мой мертвая прядь.
Вздрогнула грусть: может, зеркало дать?
иль твоих слуг приструнить словом хлёстким?

— Слуги ленивы, приказчик — ворюга, —
чуть уловимый течёт шепоток. —
Правды здесь нет, как и верного друга.
Лучше на рот свой накинуть платок...
Строки твои обо мне не забыты.
Два ты мне имени в песне той дал:
Ива плакучая и Мажнун-тал...
Пеплом глава твоя, что ли, обмыта?..

— Символ, Мажнун, ты высоких страданий,
вечный носитель безмерной любви.
Бремя несу на себе той же дани:
я, как и ты, одинок, без Лейлы...
Пепел, что зришь, сиречь пух тополиный,
жизнью повязанный с чернью волос:
пеплу взамен бересту даст берёз —
коль тот союз будет долгий и чинный...

— Тешится мир сонмом внешних различий:
алеф, алтарь, альма-матер, алтынщик,
гол, гололед, головня, голенище,
топка, топограф, топаз, топорища,
удаль, удача, удобства, удильщик,
ягель, ягдташ, ягуар, ягодища, —
правду от веку поэт так и ищет...

— Дай прислониться к тебе, мой дружище...